Слушая Василе, Гица взял кусок душистого кренделя.
— Должен сказать, что ты раздразнил мое любопытство постоянными упоминаниями о домнишоаре Лауре в письмах и ко мне, и к Эленуце. Отведав ее кренделя, я не удивляюсь, что она привлекла ваше внимание.
— О, она очаровательнейшая девушка, — совершенно искренне воскликнул Василе. — Руки у нее золотые, и сама прехорошенькая. Да вы сами скоро убедитесь, дорогой домнул инженер. Но самое удивительное в ней — ее постоянная веселость. Редко когда встретишь подобное жизнелюбие.
— Поосторожней с похвалами, дружище. Вот я скажу Эленуце, а она возьмет и рассердится, — пошутил Гица.
— Я и не думал их сравнивать, — слегка нахмурился Василе. — Но мне кажется, что не грешно хорошо говорить о людях, которые и впрямь этого достойны.
— Или я немедленно получаю доказательства необыкновенных качеств домнишоары, или считаю их игрой твоего воображения, — улыбнулся Гица, наливая себе вторую стопочку ракии.
И тут же принялся рассказывать, что творится в Вэлень: об управляющем, которого отправили в санаторий, о старших сестрах, оставшихся в Вэлень с Мариной, об Эленуце, уехавшей к доктору Врачиу. Лицо Гицы сразу же омрачилось, говорил он словно бы с трудом и на расспросы Василе отвечал с запинкой.
Рассказал и Василе, какой осаде подвергает его отец, который и слышать не хочет ни о какой другой невестке, кроме домнишоары Лауры. За разговором они забыли обо всем на свете. Но дверь вдруг тихонько приоткрылась, и в щели появилась борода отца Попа из Гурень.
— Пожаловал домнул протопоп, — сообщил священник и исчез.
Молодые люди вскочили и, низко поклонившись, встретили на пороге дома протопопа, мужчину лет пятидесяти, ладно скроенного и крепко сшитого, с полным розовым лицом, полуседой бородой и веселыми глазами.
— Очень рад, весьма приятно, — отвечал протопоп чистым, звучным голосом, когда ему представили молодого инженера.
Как водится при случайных, торопливых знакомствах, никто не расслышал толком ни имени, ни фамилии, все удовольствовались тем, что незнакомый молодой человек — приятель учителя.
Когда все четверо вошли в класс, дети вскочили и замерли, тараща удивленные глаза на протопопа. Василе подал знак, дети прочитали молитву, сели, и на парты легли ровными рядами детские руки.
Начался экзамен. Поначалу школьники чувствовали себя напряженно, сидели словно аршин проглотив; но мало-помалу оттаяли и почувствовали себя как на обычном уроке. Первые три ученика отвечали напряженно-звонкими голосами, но уже четвертый говорил просто и естественно.
Мальчики и девочки поднимались то тут, то там, читали по книге, отвечали на вопросы, во все глаза глядя на учителя. Когда же они садились на место, щеки их горели огнем победы. Иногда раздавался ясный голос протопопа, он тоже о чем-то спрашивал. Ученики, прежде чем ответить, оглядывались на учителя, потом начинали говорить.
— Хорошо! Очень хорошо! — повторял довольный протопоп. Похвалы эти радовали не только учеников и учителя, но и священника, и домнишоару Лауру, которая тоже пришла послушать, как идут экзамены.
Она принесла большой букет цветов и поставила его перед главным экзаменатором, а сама села в сторонку рядом с отцом. Слушала Лаура внимательно, заинтересованно, даже пристрастно; ученики отвечали хорошо, и экзамен не только обещал быть удачным, но удачным и был.
Инженер Родян рассмотрел ее, когда она, поклонившись протопопу, поставила перед ним букет; его приятно удивило изящество ее движений, сияющая голубизна глаз, нежный овал щек. Когда Лаура уселась на стул, Гица, полагая, что за ним никто не наблюдает, все чаще и чаще останавливал свой блуждающий взор на девушке. Спустя короткое время его уже интересовал не экзамен, а одна домнишоара Лаура.
Класс понемногу заполнялся крестьянами и крестьянками, пришедшими послушать своих детей. В течение года крестьяне из Гурень не слишком заботились о том, чтобы детишки регулярно ходили в школу, но на экзамен пришли почти все, чтобы порадоваться уму-разуму своих детей. Пришли на экзамен и письмоводитель, и писарь из примэрии. Так что в школе собрались все видные на селе люди, дома осталась одна попадья — она стряпала обед для протопопа.
В классе становилось все жарче, и отец протопоп огромным носовым платком вытирал пот. Заметив, что учитель и не думает кончать экзамен, он предложил:
— Давайте-ка послушаем какие-нибудь песни, домнул Мурэшану. Ученики уже и читали, и считали, и по карте показывали, и стихи декламировали, ко всеобщему нашему удовольствию. Пусть теперь и пеньем порадуют нас.