Отец Поп с домнишоарой Лаурой с благодарностью взглянули на протопопа. Инженер Родян, перехватив ее взгляд, подумал: «Между ней и Василе нечто большее, чем он говорит». Но обдумать это он не успел. Началось пение, звучное, нежное, чистое. Казалось, по классу пронеслось дыхание самой весны. Не было ни одной фальшивой ноты, чувствовалось, что детей обучал человек, сам любящий и умеющий петь.
После первой же песни протопоп шумно захлопал в ладоши и крикнул: «Браво!» Пять песен спели дети, и каждый раз протопоп хлопал и кричал «браво». Напоследок они спели марш. Главный экзаменатор встал, произнес похвальное слово учителю и ученикам и, достав из карманов две горсти мелочи, высыпал ее на стол.
— Каждому ученику следует за успехи по денежке, а десяти, особо усердным, вот еще и книжицы, — провозгласил протопоп, извлекая из бездонного кармана своей широкой рясы десяток брошюр. — На следующий год, я думаю, придется захватить два десятка книг для особо отличившихся.
Пожав руку учителю и священнику, улыбнувшись домнишоаре Лауре, протопоп под дружный выкрик «Желаем здравствовать!» вышел из класса в сопровождении сельской аристократии.
Василе быстро раздал монетки, распределил книги и, прочитав с детьми молитву, тоже вышел во двор.
Протопоп в окружении священника, письмоводителя, примаря и других именитых поселян рассуждал о том, что неплохо было бы внушить крестьянам мысль о постоянном учителе, потому как число школьников год от года растет. В этот миг как раз и подоспел Василе и пригласил всех к себе выпить по стопочке ракии и отведать груш.
Протопоп с удовольствием принял приглашение, а за ним и все остальные. Пить ракию протопоп не стал, зато выпил стакан пива.
— Плохо, что вы нас покидаете, домнул Мурэшану, — попенял он Василе. — Я-то думал, еще годик-два будете помогать мне. Мне одному трудновато приходится.
— Да ведь постареет он, домнул протопоп, постареет и жениться не успеет, — пошутил отец Поп. Он знал, что Василе уже твердо обещан приход в Телегуце. И списался уже с отцом Мурэшану, на Ивана Купала они собирались свидеться. Отец Поп был счастлив, видя, как подходят друг к другу Василе и Лаура, и не сомневался в их скорой женитьбе, хотя и не заговаривал об этом ни с семинаристом, ни с дочерью. Ему было достаточно и того, что молодые люди были во всем между собой согласны. А о том, что Василе не ровно дышит к домнишоаре Эленуце Родян, никто ему не сообщал.
Желая друг другу здоровья и счастливого будущего, гости, сами не заметив, выпили десять бутылок пива. Отец протопоп, уверенный, что увидит Василе за обедом у священника, протянул ему, прощаясь, руку:
— До свидания!
Отец Поп, уходя, подозвал Василе и спросил его шепотом:
— А этот молодой человек тотчас же и уезжает?
— Не думаю. Куда ему торопиться. Это мой старинный друг.
— Очень хорошо. Приглашай и его к нам на обед.
Василе не успел передать Гице это приглашение, засмотревшись на остановившуюся перед школой бричку.
— Кто ж это еще приехал? — раздумывал Василе.
— Я приехал на этой бричке, — ответил Гица.
Мурэшану посмотрел в окно и, убедившись, что это и впрямь та самая бричка, обиженно проговорил:
— Не может быть, чтобы ты так скоро уехал. Ты и не погостил совсем.
Гица молчал. В лице его появилось что-то страдальческое, глаза погрустнели.
— Так и ты со мной поедешь, — сказал он неожиданно.
Будто ледяная рука сжала сердце Василе; не в силах вымолвить ни слова, он смотрел на Гицу.
— Поедем, я обещал Эленуце, что привезу тебя сразу же после экзамена.
— Она больна? — быстро спросил Василе.
— Да, но пугаться не следует. — Гица попытался улыбнуться. — Мне кажется, она больна… Я уверен, только она тебя увидит, болезнь как рукой снимет.
— Ты… вы… — начал было Василе, но так и не договорил. Он хотел сказать: «Ты обманываешь: Эленуца при смерти!»
Гица догадался, что хотел сказать Василе, и ответил:
— Нет, нет, ничего серьезного! Увидит тебя и через два-три дня будет здорова. У нее небольшая лихорадка. Правда, ее держат в постели, но доктор уверяет, что ничего опасного нет.
— Зачем скрывать от меня правду? — с горечью проговорил Мурэшану. — Едем немедленно. — Василе спешно собирался в дорогу.
Гица сожалел, что праздник кончился огорчением. Эленуца действительно была больна и уже неделю лежала в постели. Ее перевезли к сестре Марии, и доктор Врачиу написал Гице, что было бы хорошо поторопиться с помолвкой и свадьбой. «Хотя о большой опасности не может быть и речи, — писал ему доктор, — однако считаю, что грешно было бы нам оставлять бедную девушку в полной неуверенности. Должен тебе сказать, что после беды, которая стряслась с „Архангелами“, Эленуца, кажется, потеряла уверенность в чем бы то ни было. Как я наблюдаю, она боится, как бы молодой человек не отвернулся от нее, не оставил бы ее. Поэтому было бы хорошо тебе приехать к нам, поговорить с ней и как можно скорее устроить помолвку. Эленуца тогда успокоится!»