До конца обеда попадье еще не раз пришлось укоряюще воскликнуть «Лаура!», но и посмеяться от души тоже. По просьбе протопопа Лаура принялась изображать двух барышень, которые на недавнем празднике декламировали стихи. С невероятной точностью Лаура передавала напряженные голоса, нелепые жесты, меланхолические взоры провинциальных барышень.
— Точь-в-точь! — то и дело повторял священник, покатываясь со смеху.
— Умора! — вздыхала попадья.
Представление закончилось, и протопоп серьезно сказал:
— Истинный талант! Примите мои поздравления, домнишоара! На сцене вас наградили бы бурей аплодисментов.
Лауру явно взволновала похвала отца протопопа, возможно, именно потому, что она и сама чувствовала в себе способности. Она притихла и сидела, не вступая в разговоры.
Инженер Родян не сводил с нее глаз и чем дальше, тем больше удивлялся. Впервые в жизни встречал он такую живую, такую непосредственную девушку. В ней и на волос не было того дурацкого манерничания, без которого не обходится ни одна барышня, оказавшись в обществе с не слишком знакомыми людьми. Душа Лауры казалась ему яснее ее голубых глаз, а они не скрывали ничего из того, что переполняло ее душу. Искренность и естественность Лауры, изумляя Гицу, завораживали и притягивали его все больше. Он уже не удивлялся, что Василе так часто упоминал в своих письмах Лауру, он удивлялся, как, живя с нею рядом, он мог остаться верен Эленуце. Однако кое-какие брошенные взгляды и оброненные Лаурой слова внушили ему подозрение, что Василе не так уж чистосердечен. И каким же счастьем переполнилось сердце Гицы, когда он увидел, что точно так же говорит и смотрит Лаура на протопопа. Хотя, впрочем, будь протопоп в возрасте Василе, еще неизвестно, что подумал бы об их отношениях Гица.
«Василе определил ее точно! Лаура любит жизнь, жизнь ее радует! И в душе ее таится немалая сила и воля», — думал Гица.
Какие только чувства не посетили молодого инженера за столом, и не самым последним было чувство признательности Василе за то, что он не влюбился в Лауру.
Но именно он, Георге Родян, оказался единственным человеком, к кому Лаура, казалось, холодна. То ли потому, что не заметила в нем ничего особенного, то ли потому, что, напротив, он поразил ее чем-то необычайным. Девушка с ним и двух слов не сказала, а уж о непринужденной дружеской болтовне, похоже, нельзя было и мечтать. Даже когда она изредка смотрела на соседа, глаза у нее были внимательны и серьезны. Нет, Гица решительно не понравился Лауре.
Молодого священника упросили петь народные песни, потом романсы. Мужчины, в особенности те, у кого бороды поокладистее, с охотой прикладывались к стопочке. Время бежало быстро. Протопоп, к собственному удивлению, заметил, что уже четыре часа и ему пора уезжать, чтобы засветло добраться до соседнего села, где на завтрашний день назначен в школе экзамен. Он выпил еще один, последний, как в деревне говорится, «у лошадиной морды» стаканчик, и коляска под прощальные крики оставшихся тронулась в путь.
Не успели все снова усесться за стол, как Василе Мурэшану сказал:
— А теперь и мы хотим вас поблагодарить. И я благодарю вас от всего сердца, с сожалением вас покидая…
— Как это покидая? Никуда ты сегодня не поедешь! — заявил отец Поп.
— В шесть часов я уезжаю вместе с домнулом инженером. У нас очень важные и срочные дела! — выдавил из себя Василе.
Священник, ничего не понимая, посмотрел на попадью, попадья на священника.
— Не можешь ты так уехать… — уже сердито заговорил отец Поп.
— Я и сам не знал, что мне придется уезжать сегодня. Поэтому я вас и не предупредил, — отвечал Василе.
— Вот так незадача! Да как же так можно? — вздыхал священник. Потом предложил: — Ну, хоть в дом зайди на минутку (обедали они на террасе), я с тобой передам письмо отцу Мурэшану. Вот так незадача! — повторял он, переступая порог.
Отец Поп не знал, с чего начать, что сказать; он копался в книгах, стоявших на полке, как будто никак не мог найти письма. Василе стоял у двери и терпеливо ждал. Потом он резко повернулся к молодому священнику, взглянул на него исподлобья и спросил:
— Значит, уезжаешь?
— Да, — глухо сказал Василе. Он давно уже с душевным неуютом ожидал этого разговора.
— И больше не вернешься?
— Вы же знаете, что у меня приход и я должен в нем быть как можно скорее, — отвечал юноша, глядя в пол.
— Вот именно поэтому ты и должен был бы вернуться, — настойчиво проговорил священник. — Что за дурацкая история! — Отец Поп кипел от возбуждения, но сказать про Лауру не решался и теперь.