— Согласен, — кивнул Фэб. — Смотрите, что получается…
Вся «операция», которую провернул Ри, к настоящему моменту насчитывает семь с половиной стандартных лет, если считать по времени Русского Сонма, как все привыкли. Для таких масштабов это ультракороткий срок, просто невероятный срок, но если вдуматься…
Первый год. Ри вместе с Бертой уходит к Бардам. Почему? Связь. Контроль, с которым он много лет тесно сотрудничал, способен обеспечить такой уровень и такую скорость связи, какую не даст ни одна из существующих транспортных сетей. До этого он готовился, тут он приступает к активным действием, а именно — перехватывает управление над кластером, убирая Огдена и его окружение, в том числе Гарая, с глаз долой.
— Неужели он их убил? — с восхищением спросил Скрипач.
— Да что ты, нет, конечно! — помотал головой Кир. — Работают они у него, под началом. Оба. В рот заглядывают.
— Понятно…
Второй год. Берта уходит со станции, и находит Фэба с Киром, параллельно она выходит на связь с Маден, и, соответственно, с сопротивлением…
— А где вы-то были, кстати? — с интересом спросил Ит.
— Сперва на Орине, потом — убрались оттуда к Маден, потому что больше было некуда, — признался Кир. — Вообще, мы слегка растерялись в первый год. Потому что вообще непонятно оказалось, что делать. Да еще и слухи пошли, один другого краше. Словом, идея с Орином оказалась, мягко говоря, не очень, и вовремя мы оттуда смылись… если это можно так назвать. На самом деле нас точно так же отпустили, как и Берту, как позже выяснилось.
— Дальше началась форменная чехарда и неразбериха, потому что ситуация, которая стояла до того на месте, стала вдруг стремительно развиваться, и совсем не туда, куда мы планировали, — продолжил за него Фэб.
— Потому что к окончанию второго года господин Торк воздвиглись в полный рост, и стали изъявлять свою волю уже открыто, — мрачно произнесла Берта. — Он нас троих… как бы сказать… вызвал к себе. Точнее, нас к нему в буквальном смысле отконвоировали. Очень мягко, очень деликатно, но… — она замялась. — Довольно настойчиво. И вот тут-то мы и получили от него главное откровение.
— В тот раз он впервые назвал себя богом, — Фэб тяжело вздохнул. — Богом, который идет из одной бесконечности в другую. Богом, который должен определить путь. Богом, который, по его словам, должен привести этот мир к абсолютному совершенству, исправить его, доделать то, что не сделано по сей день.
Отец Анатолий смотрел на Фэба расширившимися от ужаса глазами.
— Это… серьезно? — почему-то шепотом спросил он.
— О, да, — кивнул Фэб, а следом за ним кивнули Берта и Кир.
— Там довольно сложная теория, — продолжил Фэб. — Он говорил долго в тот раз, но я могу в общих чертах объяснить всё кратко. По его словам Истинный Бог когда-то, может быть, в самом начале времен, осознал, что, будучи Богом, он не сумеет проникнуться своим творением и в полной мере разделить его судьбу. И он… разделился. На части временные и постоянные. На бесконечные цепи вечной жизни, и бесконечные воплощения. Он придумал себе некий путь, и вознамерился его пройти, чтобы потом, соединившись с самим же собой вновь, обрести прежнее могущество, но с новым осознанием.
— Угу. А сейчас он, получается, проникся, осознал, и решил соединиться с самим собой обратно, чтобы, значит, подарить миру новый порядок, и всё станет зашибись, — произнес Скрипач задумчиво. — И в процессе он решил убрать, так сказать, отходы собственного производства, коими счел нас. Я не совсем понял, кто такие мы в этой его теории?
— Сдерживающий фактор, — вздохнула Берта. — Что-то, что его до поры, до времени подтормаживало, не давало слишком быстро действовать. Нечто, нужное для осмысления каких-то деталей и процессов.
— Да-да, верно. Нас он сравнил со скорлупой яйца, плацентой, и еще кучей других неаппетитных вещей, — заметил Скрипач. — Это когда он перед нами на Берегу изгалялся. Кстати, у него и там уже действительно приверженцев полно, как мы поняли. Кого-то он даже там обработать уже успел.
— Чудовищно, — покачал головой отец Анатолий. — Ни одна нормальная церковь никогда в жизни…
— Нормальные его и не приняли. А вот другие — за милую душу, — Фэб отвернулся. — Но ты ведь понимаешь, Толя, что нормальные ему не нужны, а нужны благонадежные. Дальше, думаю, догадаться будет несложно.