Еще одно храмовое здание урукского периода в северной части Месопотамии было найдено в 1938 г. М. Мэллоуном в Телль-Браке на р. Хабур (ныне территория Сирии) [123, с. 1 и сл.]. Это значительное по размерам строение (30 × 25 м), совершенно не сходное с описанными выше зданиями Гавры, в то же время имело ряд общих черт с урукскими храмами юга. Центральное святилище тянулось по всей длине здания, и на одном из концов от него отходили небольшие трансепты, подобные тем, которые мы отмечали ранее в слое IV самого Урука. Ряд боковых камер на одной стороне уравновешивался более сложным расположением камер на другой, и все в целом было заключено между массивными, стоящими на каменном основании кирпичными стенами. Внешняя отделка из раскрашенных глиняных конусов и инкрустированных каменных розеток позволяет провести еще одну параллель с храмами юга. Но самым удивительным был сложный декор в самом святилище. Его побеленные стены украшены были «цветными каменными розетками, полосами инкрустации из красного известняка и медными панелями». На одном конце стоял алтарь, сверху и снизу окаймленный бордюрами из листового золота, между которыми шли ленты из цветного камня; все это крепилось серебряными гвоздями с золотыми шляпками. Храм был возведен на развалинах двух подобных зданий. Археологи назвали его Храмом Ока в связи с мотивом «ока», или «глаза», постоянно проявляющегося здесь и в орнаменте, и в форме бесчисленных вотивных алебастровых фигурок, которые оказались погребенными под полом вперемешку со множеством бус, амулетов и печатей. Поскольку все это сохранилось, очевидно, еще от времен более ранних храмов, Мэллоун отнес сам Храм Ока к одной из поздних фаз периода Урук — Джемдет-Наср. Археологи так и не смогли установить значение символа «ока».
Керамика
В Северном Ираке работа по согласованию результатов примерно дюжины значительных раскопочных кампаний и по анализу последовательности выявленных ими культурных изменений продолжается уже почти полвека. Параллельно с долгим процессом тщательной обработки фактов шел и пересмотр логических выводов. Изучение керамики и мелких изделий приобретало здесь еще большее значение, чем. на юге, где помимо них ученым были доступны и другие источники информации, а возможность инокультурных влияний из-за пределов Месопотамии представлялась не столь очевидной. В результате (и это особенно касается керамики) исследования в данной области оказались необыкновенно сложными и могут отпугнуть начинающего ученого или неспециалиста, которому предстоит пробираться к истине через лабиринт технических описаний и диаграмм. Поэтому здесь, пожалуй, достаточно будет лишь вкратце прокомментировать различные способы изготовления керамики и характерные черты других изделий, чтобы дать представление об источниках информации, способствовавших созданию упорядоченной картины развития древних культур.
На наиболее ранних памятниках, упоминавшихся, в этой главе, нас прежде всего интересовал момент перехода от «докерамического неолита» к халколитическим культурам. Дело значительно упрощается тем, что, как выяснилось, этот момент, совпадает с появлением на керамике расписного орнамента. Приоритет в этом принадлежит первопоселенцам районов Джезиры и Синджара. В Умм-Дабагийе рисунок еще примитивен (пятна, полосы и щевроны), но встречаются также грубые фигуры людей и животных, выполненные в рельефе. В Хассуне лощеная или же довольно грубая, с примесью рубленой соломы в глине, керамика в слое Iа уступает место «архаической» расписной по суде (слои le — III), орнаментированной параллельными линиями, нанесенными глянцевитой краской, или подвергавшейся общему лощению. На остальных горизонтах дохалафского времени найдена так называемая «стандартная хассунская» керамика, с резным или расписным, а иногда и комбинированным орнаментом, наносившимся поверх нелощеного ангоба; этот орнамент использовался на своеобразных по форме кувшинах и чашах. Наряду с ними начиная со слоя III и выше встречаются резко отличающиеся образцы самаррской керамики, очевидно импортировавшиеся как предметы роскоши.
Самаррские формы были досконально изучены в Багузе и других местах [26, с. 47–72]. Пожалуй, наиболее распространенная из них — открытое блюдо, внутренняя поверхность которого окаймлена ленточным орнаментом и покрыта «центростремительным» рисунком, включающим нередко изображения людей и животных. Для самаррской росписи характерна черная или коричнево-красная краска, нанесенная поверх толстого кремового или розоватого ангоба; она составлялась из многочисленных шевронов, а также из других геометрических фигур, причем линии краски были шире, нежели пробелы между ними. В Хассуне и на основных самаррских памятниках засвидетельствованы подобные найденным в Трое «лицевые урны»; человеческие лица, изображенные на них, были выполнены налепным рельефом. Мастерство и тонкий вкус самаррских керамистов производят еще большее впечатление при сравнении их продукции с ее грубыми имитациями, изготовлявшимися местными горшечниками в таких поселениях, как Хассуна.
Сложность рисунка росписей на керамике достигает своей вершины в полихромных изделиях халафского периода (см, [181, табл. II]). По сути дела, гамма используемых цветов ограничивается преимущественно красным, красноватым или пурпурно-коричневым и черным; но при нанесении, например, на ангоб абрикосового цвета тона сильно меняются, а контраст между ними подчеркивается использованием небольшого количества белой краски. Если самаррской росписи удавалось передать впечатление движения, то рисунки на керамике Халафа иногда характеризуются как «статические» или «конструктивные». Они занимают большую часть поверхности сосуда, чем рисунки других стилей; в композиции преобладают прямые линии и клетки в сочетании с такими способами орнаментации, как «точечный», «черепичный» рисунок или «рыбья чешуя». В развитии этих типов орнамента выделяется несколько последовательных этапов, из которых только последний получил полную характеристику. Чтобы проследить этот процесс, возьмем один своеобразный мотив, а именно мотив бычьей головы, или так называемую букранию. В своих более ранних, натуралистических формах изображение бычьей головы встречается как изолированно, так и включенным в орнамент. Впоследствии оно упрощается, разворачивается «в профиль» и повторяется, образуя «бегущий» орнамент, который в конце концов стилизуется до такой степени, что утрачивает, очевидно, свою первоначальную семантику.
