Выбрать главу

Справедливости ради следует добавить, что вершиной последовательных изысканий самого Рассама было Открытие им в 1878 г. Имгур-Энлиля, «поместья» ассирийских царей в Балавате, в 25 милях восточнее Мосула. Здесь из довольно низкого холма ему удалось извлечь две пары огромных бронзовых ворот, поставленных Ашшур-нацир-апалом и Салманасаром III соответственно у входа во дворец и в храм (план дворца Ашшурбанапала см. [163, с. 8; 87; 20]). В дальнейшем мы остановимся подробнее на описании этих ворот, а также на третьих воротах, обнаруженных Мэллоуном.

Американские раскопки в Хорсабаде

Из приведенного выше рассказа о раскопках развалин позднеассирийских городов читатель, должно быть, уже понял, что светские здания там преобладают над храмами. Цари-императоры той эпохи больше заботились о возведении укреплений и планировке вычурных царских дворцов, чем о религиозных храмах, которые зачастую просто присоединялись к первым. По мере того как на смену одному властелину приходил другой, дворцов становилось все больше, они расширялись или реконструировались: как правило, при этом не принималось во внимание ни состояние, ни размеры огромных платформ, на которых они стояли. Так обстояло дело в Нимруде; в еще большей степени это характерно для Ниневии, археологическое описание которой, к сожалению, и по сей день остается крайне неполным.

Напротив, если обратиться теперь к Хорсабаду, нашим взорам предстанет город, который был построен, заселен и оставлен — и все за период жизни одного поколения. Его развалины, описание которых не осложнено проблемой рассмотрения различных археологических слоев, раскапывались и тщательно исследовались в течение долгого времени. Именно поэтому он может служить своего рода образцом, достоверно отражающим принципы планировки и сооружения зданий, которых придерживались тогдашние строители.

Американские археологи, которые возвратились в Хорсабад в 1928 г., значительно пополнили число находок, сделанных их французскими предшественниками. После предварительной расчистки «неукрашенных» городских ворот (на плане — № 7) они продолжили раскопки дворца и вывезли ряд скульптурных изображений, от которых в свое время отказался Ботта ввиду несовершенства транспортных средств [106]. В 1930 г. были найдены вторые ворота (А), украшенные крылатыми быками и «гениями»; за этой находкой последовало открытие внутренней цитадели. Когда во главе раскопок стал Гордон Лауд, он потратил насколько лет на расчистку многочисленных зданий, заключенных внутри цитадели, а также на попутное изучение большого здания — «арсенала», расположенного в южном углу городища (это сооружение было известно Плейсу как «Дворец F») [107].

Во время раскопок Лауда в цитадели был заново снят топографический план, что потребовало проверки и уточнения плана Плейса [107; 181, с. 445–447]. В конечном итоге это привело к поразительному выводу о примитивности строительных приемов ассирийцев, применявшихся на начальных этапах возведения зданий. Даже сами фундаменты зданий оказались асимметричными, а общая планировка зданий цитадели — настолько случайной, что это явно затрудняло их использование. Со стороны «ворот А» возле мощеной улицы под нелепым углом к ней стоял большой храм, посвященный богу Набу. Это сооружение благодаря специальной платформе было поднято до уровня дворца, из последнего в него попадали по мосту, проходившему над дорогой. За храмом открывалось свободное пространство, откуда широкий пандус вел к главному порталу дворца, напротив же (также несколько сбоку) находился второй — вспомогательный — вход в цитадель. В другом месте внутри этих стен Лауд раскопал пять дворцов меньшего размера, планировка которых была явно с трудом подогнана к существующим площадкам. Это странное отсутствие предварительного планирования, видимо, составляло характерную черту монументального строительства во все периоды истории Месопотамии.

Как уже было отмечено, главный дворец, парадные покои и залы официальных приемов располагались вокруг внутреннего двора, над которым с одной стороны возвышалась скульптурная композиция с изображением крылатых быков и других существ, охранявших три входа в «тронный зал». Последний представлял собой огромное прямоугольное помещение высотой до 12 м, стены которого снизу доверху украшала роспись. В одном его конце стоял царский трон, отделанный рельефной резьбой, в другом конце находился выход, ведший к лестнице, по которой можно было подняться на плоскую крышу. Дверь вблизи трона вела через длинную «гардеробную» в небольшой дворик; вокруг него группировались жилые комнаты. Подобное устройство «тронного зала» со вспомогательными покоями и лестницей, видимо, было обычным архитектурным решением в ассирийских дворцах. В Хорсабаде оно легко прослеживается в «приемной анфиладе» меньших зданий нижней цитадели. Такой же архитектурный прием определяет единую композицию отдельной группы залов для официальных приемов в северо-западном крыле дворца Саргона, где двери ведут на открытую террасу. Лауд обнаружил аналогичное расположение покоев и в жилой части южного «арсенала» [185, с. 177 и сл.].

Что же касается культовых зданий, то наиболее впечатляющим является храм Набу с его двумя внешними дворами и удобно расположенным святилищем. Помимо него Лауд раскопал группу из трех небольших храмов, присоединенных к юго-западному крылу дворца. В одном из них — храме Сина — хорошо сохранился фасад. Рифленые плиты по обе стороны его сводчатого входа поднимаются вверх с небольших выступающих площадок, украшенных орнаментом из ярких изразцов. Рядом с каждой из них стояла искусственная пальма, а также женская статуя с «изливающейся вазой», что очень напоминает настенную роспись из Мари.

Маленький зиккурат, примыкавший к этим храмам, слишком разрушен, чтобы о нем можно было что-то сказать. Однако, если верить реконструкции Плейса, зиккурат некогда имел винтовую лестницу, разделявшую его на части, раскрашенные в разные цвета [61, рис. 32, с. 79].

Сейчас вскрылись любопытные факты, связанные со зданием «арсенала» в Хорсабаде, которое Лауд ошибочно принял за резиденцию Синаххериба в то время, когда тот был еще наследным принцем. Каменные основания колонн, найденные Плейсом на месте развалин «арсенала», напомнили исследователям о надписи Саргона, в которой говорится, что он построил дворец сирийского типа, известного под названием Бит хилани, с балконом на колоннах напротив «тронного зала». Однако Лауд сумел доказать, что положение колонн здания не соответствует этой версии и поэтому Бит хилани Саргона следует искать в другом месте [60]. Едва ли стоит еще говорить о планировке здания, поскольку «арсенал» такого типа был позднее полностью раскопан Мэллоуном в Нимруде.

Строительные конструкции

В Хорсабаде стены строились из глиняных кирпичей. В противоположность обычной практике скрепляющий раствор употреблялся здесь очень редко; кирпичи лишь слегка высушивались после формовки и затем укладывались еще влажные, мягкие. Для облицовки зданий и мощения улиц применялся обожженный в печах кирпич. Городские стены, толщина которых достигала у основания 20 м и более, были облицованы тесаным камнем на 1,10 м над землей. Под этой облицовкой был неотесанный камень, из которого выкладывался фундамент верхней кирпичной кладки, завершавшейся парапетом с бойницами и каменными зубцами. Здесь, как и повсюду в Ассирии, в местных карьерах легко добывался камень, который можно назвать гипсовым алебастром (сейчас он известен как «мосульский мрамор»); его можно было выламывать очень крупными плитами. Фундамент дворца облицован каменными плитами весом каждая до 23 т и длиной 2,7 м. В основном же камень использовался для портальных скульптур, а также для плит ортостатов с резными барельефами. Последние применялись только внутри здания, образуя декоративную полосу dado вдоль основания стен. Американцы обнаружили, что ряды этих плит были установлены и рельефы на них вырезаны in situ, до того, как была надстроена кирпичная кладка [107, с. 19]. В тех случаях, когда такие плиты оказывались по обе стороны стены, щель между ними заполнялась строительным мусором, частично состоявшим из обломков камней. Из камня также делали пороги главных дверей; в этом случае укладывались большие плиты, резьба на которых имитировала ковры [61, рис. 40, с. 103].