«Арсенал» в Нимруде, известный археологам как «Форт Салманасара», занимает прямоугольную площадку размером 300 × 200 м. С восточной и южной сторон его окружает городская стена, с других — собственные массивные крепостные укрепления. Дэвид Оатс, возглавивший раскопки в 1958 г., полагал, что у «арсенала» была также «внешняя крепостная стена»; есть указания на то, что подобные крепостные укрепления имелись и в Хорсабаде. Сама крепость делилась на пять основных частей. В центре находилась просторная площадь для проведения парадов с тронным возвышением. Два больших двора с северной стороны были окружены рабочими помещениями придворных ремесленников: здесь были мастерские плотников, кузнецов, кожевников и оружейников, где среди разбросанных кусков панцирей часто попадаются их инструменты и приспособления, даже была найдена царская статуя, явно нуждавшаяся в ремонте. С других сторон к административным помещениям и покоям придворных примыкают винные и продовольственные склады. Третий двор к западу от центральной площади был разделен на просторные помещения, расположенные вокруг небольших световых колодцев. Вся южная сторона здания отводилась под царскую резиденцию: церемониальная часть последней, вход в которую вел прямо с парадной площади, состояла из двух помещений, а их планировка полностью соответствовала архитектуре, известной нам уже по Хорсабаду и другим местам. В частности, там имелась «церемониальная галерея» с огромным прямоугольным «тронным залом» и выступающим крылом, где размещались парадные апартаменты.
В «тронном зале» сохранилось каменное основание трона, на изящном барельефе которого изображено принятие дани от Сирии и Халдеи. Центральное место на нем отведено встрече между Салманасаром и тогдашним правителем Вавилона, причем оба царя изображены. пожимающими друг другу руки (ил. см. в «Illustrated London News», 1.XII.1962). Почти столь же глубокое впечатление оставляет панель, покрытая глазурованным кирпичом, которая упала со своего места над дверным проемом соседнего покоя; на этой панели изображена фигура ассирийского царя под крылатым диском [129, т. 2, рис. 373, с. 453].
Однако самым замечательным открытием в «Форте Салманасара» оказалось содержимое хранилищ, расположенных внутри и вокруг юго-западного двора, на западной стороне парадной площади [129, складной план № 8]. Там было обнаружено значительное скопление резных вещей из слоновой кости — по большей части того типа, что служили украшениями для мебели, колесниц и парадной сбруи. Это были аккуратно сложенные или разбросанные среди заполнявшего комнаты мусора горельефные или барельефные пластины, фигурки животных и людей тончайшей работы, а также отдельные резные круглые скульптурные фигурки работы финикийских или сирийских мастеров, привезенные из западных городов. Несколько сот фрагментов — из многих тысяч найденных — было отреставрировано; большая их часть сейчас опубликована (см. «Ivories from Nimrud». 1966, 1970, 1974).
Нимрудская слоновая кость
Нам уже доводилось упоминать об изучении Р. Д. Барнеттом позднеассирийских изделий из слоновой кости за годы, предшествовавшие раскопкам Мэл-лоуна в Нимруде [16]. Барнетт изучал в основном коллекцию, которая почти столетие хранилась в Британском музее. Источником этой коллекции были находки Лэйярда в Северо-западном дворце и открытия Лофтуса в Сожженном дворце. Однако в отличие от этих археологов Барнетт имел возможность сравнить, данные изделия из слоновой кости с более поздними-находками того же рода из городищ Палестины, Сирии, Анатолии и даже Кипра. Уже на начальном этапе изучения их стилистических особенностей стало совершенно ясно, что большая часть изображений обеих групп принадлежала финикийским мастерам из прибрежных левантских городов. Это особенно чувствовалось в группе находок из Северо-западного дворца, представлявших собой преимущественно украшения для мебели; такими были, например, части «царского трона», найденные, по словам Лэйярда, в «колодце АВ». Отдельные образцы «традиционных изображений», как, скажем, «женщина у окна» (финикийская богиня Астарта) или «корова, облизывающая теленка», помечены их создателями знаком, соответствующим одной из букв финикийского алфавита. «Египтизированные» изображения других указывают на то же самое происхождение. В отличие от этого в группе Лофтуса Барнетт признал наличие «сирийского» стиля. Эта отдельная независимая группа связывалась им с некоторым центром, расположенным дальше от побережья; в ней использовались мотивы, отличные от финикийских, и изображались иные объекты. В числе последних можно назвать фигурки. кариатид, модели храмов и сосуды для умащений. По мнению Барнетта, в этой группе могли быть и предметы, изготовленные в самой Ассирии, хотя, возможно, и выходцами из других стран.
Книга Барнетта «Слоновая кость Нимруда» была опубликована в 1957 г., однако в последующие годы появилась масса нового материала. Мэллоун в труде, вышедшем девять лет спустя и посвященном исследованию собственных находок, смог подтвердить многие гипотезы своего предшественника. Вместе с тем он с большей осторожностью подошел к разграничению финикийской и «сирийской» работы, предложенному Барнеттом, отметив, что в то время на всех рынках к западу от Евфрата мог происходить свободный обмен между ремесленниками. В то же время ему удалось выявить самостоятельную школу местных резчиков. При исследовании изделий из слоновой кости у Мэллоуна создалось впечатление, что этот высоко ценимый дорогой материал использовался для украшения всевозможной мебели. В одной из комнат «Фортта Салманасара» [№ SW7] было найдено множество пластинок, сохранивших свое изначальное обрамление, — их можно с определенностью идентифицировать с изысканными декоративными спинками или бортиками кроватей, диванов и кресел. В этой связи Мэллоун указывает также на мебель, изображенную на уже упоминавшемся барельефе, где Ашшур-нацир-апал и его жена наслаждаются отдыхом после взятия Сух Он перечисляет также другие предметы, украшенные резьбой по слоновой кости, и сопоставляет их с сохранившейся описью добычи, вывезенной Саргоном из городов Урарту, где слоновая кость была так же популярна, как и в Ассирии.
При рассмотрении «левантского» стиля резьбы я его эстетических принципов невольно вспоминается, что финикийские мастера, в работе которых этот стиль достиг совершенства, прославлялись за свое умение и искусность еще в Ветхом Завете. Вместе с тем нетрудно заметить, что в выборе сюжетов им недоставало подлинно местной традиции. Подобно тому как европейские художники Возрождения обращались поисках источника вдохновения к Древней Греции, финикийские мастера искали образцы для подражание в египетском искусстве. Однако египетское искусство опиралось на религиозные образы и обширное поле символических и мифологических форм. Эта религия и этот символизм были чужими для финикийцев, и они едва ли пытались в них разобраться. Поэтому использование ими египетских образов было чаще всего ошибочным, а иногда и просто неуместным. Как ни странно, от этого нисколько не страдал внешний эффект, производимый предметом искусства.
Что касается хронологии, нимрудская резьба по слоновой кости может с полным основанием датироваться любым временем между правлением Ашшур-нацир-апала и последовавшим в дальнейшем разрушением его столицы. Известно, что Ададнерари III получил приблизительно в 800 г. до н. э. от царя Дамаска кровать и диван из слоновой кости. Однако Мэллоун считает, что большая часть его находок относится к более позднему периоду; он датирует многие из них временем правления Саргона II. Полное исчезновение слонов в Сирии где-то в конце VIII в. до н. э. должно было неминуемо привести к еще большей нехватке слоновой кости.
Глава X
ВАВИЛОН: ПОСЛЕДНЯЯ МОНАРХИЯ МЕСОПОТАМИИ
После падения Ниневии мидяне отошли, чтобы закрепить свои завоевания в Восточной Анатолии, оставив правителю Вавилонии полный контроль над Ассирией. Однако в течение некоторого времени Набопаласар вынужден был направлять все свои усилия на возрождение экономики Южной Месопотамии и восстановление городов, оказавшихся заброшенными во время господства Ассирии. Основную угрозу новоприобретенным ассирийским провинциям представляли египтяне, которые уже основали военное поселение на переправе через Евфрат у Каркемиша. Именно наследному царевичу Навуходоносору пришлось столкнуться с войсками египтян в попытке отвоевать у них города Северной Сирии. Навуходоносору сопутствовала удача, но и когда он стал царем, ему пришлось вести постоянные войны для защиты торговых путей, от которых зависело благополучие Вавилона. Как раз во время одного из его успешных походов в Левант и был взят Иерусалим, а несколько тысяч евреев отправлены в Вавилонию. Во время мирных передышек он старался завершить дело, начатое еще его отцом, Набопаласаром: заново отстроить древние шумерские города. Целый ряд грандиозных общественных зданий и крепостей Вавилона, раскопанных в наше время, по большей части датируется периодом правления Навуходоносора, планы которого осуществлялись с большим размахом и изобретательностью.