Информация, полученная в результате раскопок памятников этого типа в Иордании и прибрежном Леванте, была недавно дополнена новыми открытиями во внутренних областях Сирии, материалы которых пока еще полностью не опубликованы. Одна из новых находок привела специалистов в замешательство. В 50 милях к юго-востоку от Алеппо, в Мурейбите, М. ван Лун и Ж. Ковен раскопали поселение IX тысячелетия до н. э., обитатели которого жили в основательных глиняных домах, возделывали пшеницу-однозернянку и изготовляли керамическую посуду [151, с. 74].
Из примерно дюжины относящихся к этой эпохе археологических объектов на территории современной Турции один, Чайеню, привлекает к себе особое внимание, поскольку может быть сочтен аналогичным докерамическому неолиту Иерихона. Он находится неподалеку от г. Диярбакыра; здесь — в уже более поздние годы — работал Брейдвуд вместе с турецким ученым Халетом Чамбелем. Материальная культура поселения характеризуется теперь так: она принадлежит развивающемуся обществу в «докерамической» стадии и обладает уже достаточными навыками в земледелии и использовании домашних животных. Но есть в этой культуре две необычные черты. Одна относится к архитектуре: во втором из четырех выделяемых здесь культурных периодов отмечены каменные основания стен, так называемые «шпалы», которые образуют правильную «решетку», но «квадраты» столь малы, что обозначаемые ими помещения вряд ли использовались иначе, чем склады [29]. В третьем же периоде обнаружен необычайно плотный пол, украшенный наподобие вымосток типа терраццо мозаикой из каменных осколков. Вторым не менее впечатляющим нововведением является способ холодной ковки при изготовлении отдельных орудий из самородной меди. Пока это считается самым древним свидетельством использования человеком металла.
Поселение Чайеню существовало в течение тысячелетия (7500–6500 гг. до н. э.) и непосредственно предшествует ныне широко известному поселению Чатал-Хююк, раскопанному Джеймсом Меллаартом на равнине Конья; им засвидетельствовано еще 800 или 900 лет впечатляющего прогресса [134].
Реконструкция интерьера святилища
в неолитическом городище Чатал-Хююк
(ок. 5800 г. до н. э.) (Меллаарт, 1967 г.)
Здесь вряд ли будет уместно подробное описание различных аспектов культуры Чатал-Хююка, материалы которой так широко публиковались и популяризировались в последние годы. Поселок, занимавший площадь более 15 акров, состоял из кирпичных домиков, тесно лепившихся друг к другу, словно ячейки сот; проникнуть в такое жилище можно было, только спустившись по лестнице с общей для всех крыши. Исключительный интерес представляют здания, связанные, вероятно, с религиозным культом: их стены декорированы красочными фресками, напоминающими пещерную живопись предшествующей эпохи, а также черепами и рогами животных. Засвидетельствовано не только использование глиняной посуды, но и ее деревянные и плетеные прототипы, сохранившиеся столь же хорошо, как и найденные с ними фрагменты тканей. Фигурки людей и животных вырезались из камня или лепились из глины; оружие и орудия изготовлялись из тщательно выделанных кремневых или обсидиановых заготовок. Охота еще сохраняла свое значение, но экономика основывалась уже главным образом на земледелии, причем диапазон возделываемых культур был на удивление широк; и есть даже основания полагать, что применялось искусственное орошение.
Трудно поверить, что такой взлет культуры мог быть изолированным феноменом, не имевшим в то время никаких аналогий в других районах Ближнего Востока. Тем не менее, если судить по известным на сегодняшний день фактам, похоже, так оно и было. Мы почти не располагаем свидетельствами о содействии местных достижений ускорению темпов развития других неолитических обществ. Создается впечатление, что в последующий, поздненеолитический период, многие из этих достижений были забыты, в результате чего опять наблюдались признаки застоя. В Турции этот период хорошо представлен нижними слоями таких археологических памятников, как Хаджилар, Сакчагёзю, Мерсин и Таре, где обнаружены каменные дома вместе с характерной черной и коричневой лощеной керамикой и изящными изделиями из обсидиана. Но эта культура — лишь прелюдия к значительно более развитой культуре следующего периода — халколита, о котором нам еще придется весьма подробно говорить, когда мы вернемся к Месопотамии.
Но прежде необходимо сказать еще несколько слов о том, как в этот период шло развитие культуры в другой соседней с Ираком стране — Иране. Для начала укажем районы, где были сделаны важнейшие находки, отметив при этом, что распределяются они по территории Ирана весьма широко. Поиски доисторических истоков иранской культуры начались практически только в 50-е годы, а многие значительные открытия имели место совсем недавно, вследствие чего еще полностью не опубликованы. Их прекрасный обзор, составленный П. Сингхом, основан главным образом на предварительных сообщениях, но вполне может быть рекомендован читателям. Сингх выделяет географически три группы памятников, на которых представлены культурные комплексы, относящиеся к неолиту ([174], а также [135 и 150]). Первая группа объектов расположена в долинах рек к югу и востоку от Керманшаха; вторая — на равнине Хузестана, в пределах 50-мильного радиуса вокруг Суз, а третья — к югу и юго-востоку от оз. Резайе (Урмия) в Иранском Азербайджане. Производившиеся в каждом из этих районов большие и малые раскопки дали сведения, скорее подтверждающие, чем существенно дополняющие ту картину развития неолитических культур, которая уже получена на основании раскопок в Анатолии и Леванте.
Остановимся здесь на некоторых ярких чертах важнейших памятников в названных выше группах и на том вкладе, который они внесли в наши знания о развитии неолитических культур.
В Тепе-Асиаб (керманшахская группа) сохранились «остатки сезонного поселения собирателей… стоявших уже на грани перехода к производящему хозяйству» (приблизительно 10 —7 тыс. лет до н. э.). Следующая ступень развития культуры ранних собирателей засвидетельствована в Тепе-Сохраб; здесь нет еще глинобитных строений, однако уже изготовлялась монохромная и расписная керамика. Обожженную глину жители этого поселения использовали и для другой цели: для изготовления разнообразных статуэток, одна из которых, так называемая «сохрабская Венера», поражает особым пластическим мастерством. Уже была одомашнена коза, но нет пока еще свидетельств использования зерновых (самая древняя датировка, полученная с помощью радиоуглеродного анализа, — 6000 г. до н. э.). Сколь-нибудь значительные архитектурные сооружения появляются впервые только на тепе Гандж-Дарех; это — прямолинейной планировки здания, располагавшиеся «гроздьями», тесно лепясь друг к другу. Стены их сложены из продолговатого «плосковыпуклого» кирпича-сырца, скрепленного раствором. Кремневая индустрия представлена традицией пластин и отщепов, орудия из обсидиана пока отсутствуют. Характерная стертость некоторых кремневых лезвий дает основание полагать, что их использовали для жатвы зерновых. Среди глиняных статуэток встречаются уже относящиеся к типу «черенкоголовых», который мы встретим впоследствии и в более позднее время. Хронологические рамки для этого памятника: 7300–6900 гг. до н. э. «Наиболее тщательно исследованным объектом» из этой группы является Тепе-Гуран, который вновь демонстрирует нам «переход о г хижин к домам и от докерамической к керамической стадии». В слое, представляющем четвертый период обитания, появляется монохромная, а позднее — расписная и лощеная керамика. Среди каменных орудий встречаются теперь обсидиановые; впервые появляются также сосуды, выдолбленные из мрамора. В области архитектуры примечательны вымостки из вбитых в глину кусков полевого шпата, покрывавшиеся красной охрой (дата этой неолитической культуры: 6500–5500 гг. до н. э.).