Возникает вопрос: если похоронное дело оказалось в состоянии постоянных поломок и сбоев, то каким образом такое положение рутинизировалось и стало нормой?
Сбои в работе похоронной инфраструктуры СССР как норма
В ходе второго этапа развития похоронного дела в СССР кризисное состояние похоронной инфраструктуры становится нормой, закрепляется в практиках советской погребальной культуры и взаимоотношениях между акторами этой сферы.
Начать стоит с того, что серьезные инфраструктурные разрушения времен ВОВ[84] привели не только к продолжению прямого уничтожения некрополей, но и к срыву эпизодических попыток советских властей стабилизировать похоронную сферу. Дело в том, что ресурсы, необходимые для восстановления коммунальной инфраструктуры, после ВОВ тратились прежде всего на восстановление жилого фонда, канализации и социальной инфраструктуры. В этом ряду кладбища, морги и т.д. занимали не самое приоритетное место[85].
Де-факто похоронная сфера никак не контролировалась властями, чему есть немало свидетельств[86]. Поэтому уже с конца 1930-х и вплоть до 1960-х годов похоронная сфера, по сути, переходит в сферу ответственности советских граждан. Приобретение памятника, покупка гроба, венков, заказ катафалка через официальные представительства коммунальных служб — все это для большинства становится недоступной роскошью[87]. Каждая семья самостоятельно искала, где можно изготовить гроб, занималась подготовкой места погребения, изготовлением и установкой памятника.
В итоге в обществе распространилась практика ритуального бриколажа, то есть самостоятельного изготовления похоронных аксессуаров из подручных материалов. Так, памятники делались из обрезков труб, старых механических деталей, металлических перекрытий и т.д. Для новых памятных знаков зачастую использовались старые дореволюционные намогильные плиты, которые массово перешлифовывались под новые надгробия[88].
Зачастую ограды, памятники и гроб изготавливались в столярных цехах предприятий, где умерший трудился при жизни. Как отмечает культуролог Павел Кудюкин, «жизнь от яслей до гроба» целиком зависела от организации, в которой работал человек. Именно предприятия компенсировали рыночный дефицит советской экономики и похоронного дела, в частности предоставляя материальные ресурсы для проведения похорон[89].
Изготовление памятных знаков из подручных средств — важная часть советской материальной культуры. Бриколаж, то есть пересборка старых объектов и компоновка из них новых, носит важный символический характер: такие объекты персонифицируются, наделяются смыслами, приобретают индивидуальный характер, как любой штучный экземпляр ручного труда.
В рамках поставленной проблемы этот факт имеет структурообразующее значение, так как объясняет контекст появления и укоренения большинства неформальных практик похоронного дела. Можно утверждать, что в послевоенные годы в СССР действовала обширная сеть теневой кустарной экономики, которая производила все необходимые материальные артефакты для ритуальной сферы. Неформальная похоронная экономика функционировала так же, как и в других сферах услуг — с помощью промысловой кооперации[90], которая существовала в СССР до конца 1 950-х и компенсировала постоянный дефицит товаров народного потребления[91].
Следует отметить, что практики бриколажа поддерживались официальной властью, которая считала, что тратить железо, бетон, дерево на похоронные нужды в условиях жесточайшей экономии и мобилизации для промышленного подъема страны расточительно: «Речь идет не о том, чтобы сейчас, в военное время, воздвигать лишь особо памятные монументы — речь идет о создании памятников из подручного материала»[92] .
Советская материальная культура предполагала субъект-субъектные отношения между вещью и потребителем, что сказывалось на постоянном взаимодействии с вещью и поиске для нее новых функций. Все эти поломки и сбои в работе инфраструктуры, а также практика бриколажа вписываются в общий советский культурный контекст и социальные практики.
В послевоенное время массово распространился обычай установки могильных оград. Кладбища, пребывающие в бесхозяйственном виде, никем не обслуживались, и поэтому место на погосте не было закреплено никаким правом. Для его сохранности и в качестве материального свидетельства своих прав на могилу люди начали устанавливать ограды. Важно отметить, что на месте уничтоженных старых кладбищ после войны возникали новые захоронения. Несмотря на то, что формально кладбища должны соответствовать определенным санитарным нормам, официально регистрироваться, иметь план развития и базовые инженерные коммуникации[93], эти правила не соблюдались. Можно утверждать, что 90% кладбищ в послевоенный период возникали стихийно, выбор могил на них происходил согласно локальным представлениям близких умершего о хорошем месте для погребения. Зачастую места для захоронения выбирались в непосредственной близости от жилых домов и совпадали по границам с другими инфраструктурными объектами[94].
84
Кропачёв С.А. Эволюция официальной отечественной историографии о потерях СССР и Германии в Великой Отечественной войне // Военно-исторический архив: ежемесячное научно-популярное издание. 2010. № 1 (121). С. 23-50; Хлынина Т.П. Жилищная политика и механизмы ее реализации в СССР в годы Великой Отечественной войны // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2014. № 2. С. 56-68.
85
Из архивных данных мы узнаем, что в ходе ВОВ кладбища центральной России разрушались не только вследствие боевых действий, но и подвергались разграблению и разорению со стороны советских граждан. Так, деревянные кресты использовались в качестве дров для обогрева домов. В 1942 году администрация осажденного Ленинграда приняла декрет, в котором требовала от местного треста «Похоронное дело» остановить уничтожение кладбищ. Merridale С. Night of Stone. Death and memory in twentieth-century Russia. Penguin Books, 2002. P. 240.
86
См.: Дневник Измайлова Константина Федоровича [Электронный ресурс] // Прожито. URL: https://prozhito.Org/person/l 629 (дата обращения: 31.03.2020); Соколова А. Новый мир и старая смерть: судьба кладбищ в советских городах 1920-1930-х годов // Неприкосновенный запас. 2018. № 1. С. 74-94.
87
Соколова А. Новый мир и старая смерть: судьба кладбищ в советских городах 1920-1930-х годов // Неприкосновенный запас. 2018. № 1. С. 74-94.
88
Москвин А. «Кладбищенский» цикл. Еврейские кладбища Нижнего Новгорода [Электронный ресурс]. URL: http://www.kokina.ru/moskvin/klc01.htm (дата обращения: 31.03.2020).
89
Нудюкин П. Производственная квазиобщина как центр жизненного мира // СССР: Жизнь после смерти / под ред. И. Глущенко, Б. Кагарлицкого, В. Куренного. М.: Издательский дом НИУ ВШЭ, 2012. С. 44-55. Закрепление бриколажа как нормы привело к тому, что в каждом регионе СССР появились и устоялись локальные формы надгробий. В ходе полевой работы я обнаружил, что в одном из регионов Тульской области на кладбищах распространены однотипные по форме ограды, изготовленные из приваренных одна к другой шестеренок, которые напоминали часть большого станка. Из разговоров с местными жителями выяснилось, что ограды делали из украденных на соседнем заводе деталей — это были не шестеренки, а специальные металлические прокладки.
90
Гурова О.Ю. Идеология потребления в советском обществе // Социологический журнал. 2005. № 4. С. 11 7-131.
91
Вахитов Н.И. История потребительской кооперации в России: учебное пособие. М., 1998. С. 210.
92
Афанасьев К. Архитектурные проекты на выставке «Героический фронт и тыл» // Архитектура СССР. 1944. Вып. 6. С. 22-23. При этом поминальная символика советского времени вполне осознанно копировала деревянное зодчество Русского Севера: пирамидки, столбцы, тектоничность форм, глобцы. Один из ведущих архитекторов того времени А. Чалдымов так отзывался об этом стиле: «Обычный столб, символ захоронения одного человека, потом перекрытие, потом крест или икона. Эта форма вызывается не только соображениями эстетики, но и тектоники. Поэтому, когда пришлось думать о форме звезды, понадобилось уделять внимание как «устроить» этот основной элемент композиции. Как дать ей чистую форму». Цит. по: Из стенограммы совещания по проблемам мемориальной архитектуры. 3-5 июня 1946 года // Советское изобразительное искусство и архитектура 60-70-х годов. М.: Наука, 1979. С. 272-281.
93
Санитарные правила по устройству и содержанию кладбищ. Утверждены Всесоюзной государственной санитарной инспекцией 20 декабря 1948 года.