В Советской России начиная с рубежа 1920–1930-х гг. и вплоть до конца 1930-х гг. термин «археология» был объявлен названием чуждой буржуазной науки. В 1932 г. С.Н.Быковский (1932: 3) писал: «Можно считать окончательно установленным, что археология в старом понимании себя изжила и сторонников иметь не может. С этим старым пониманием связано антинаучное деление исторических наук по видам источников. Основным признаком специальности археолога являлась работа над вещественными памятниками. Старый археолог – по преимуществу вещевед в полном и дурном смысле этого слова. Он изучал, как правило, не общественные явления, отраженные в вещах, а самые вещи». А двумя годами ранее идеолог молодой советской археологии В.И.Равдоникас (1930: 13) отмечал: «Узость и неудовлетворительность старой вещеведческой археологии заставили в советское время ввести у нас другое название, – „история материальной культуры“…»
Действительно, в 1919 г. декретом Совета Народных Комиссаров была учреждена «Российская Академия истории материальной культуры» (первоначально заместителем народного комиссара просвещения М.Н.Покровским было предложено название «Академия материальной культуры», однако, В.И.Ленин добавил слово «история»). Позднее «историю материальной культуры» стали воспринимать не просто как формальную замену термина «археология» – новому словосочетанию стремились придать новый смысл: «Понимая термин „материальный“ в философском смысле, предметом истории материальной культуры необходимо будет признать область истории материального производства, как и условия развития последнего. Такой науке по преимуществу придется иметь дело с изучением материального базиса общества на различных ступенях развития…» (Быковский 1932: 4). Однако, начиная с середины 1930-х гг. термин «археология» постепенно возвращается: с 1936 г. начинает издаваться серия научных сборников «Советская археология»; в том же году на историческом факультете Ленинградского государственного университета создается кафедра археологии (ее предшественница называлась «кафедра истории доклассового общества»), а в 1939 г. кафедра археологии открывается на историческом факультете Московского государственного университета; наконец, в 1959 г. Институт истории материальной культуры Академии наук СССР становится Институтом археологии.
«Археология есть история, вооруженная лопатой», писал в 1940 г. советский археолог А.В.Арциховский (1940: 3). Пожалуй, ни до, ни после этого высказывания, ставшего крылатой фразой, никто не формулировал позицию археологии в системе исторических дисциплин столь образно и, в то же время, однозначно. Однако, диапазон мнений о взаимоотношении археологии и истории конечно же не исчерпывается данной точкой зрения и определяется, в первую очередь, представлениями о том, что является предметом археологии (то есть – что собственно изучает археология).
Л.С.Клейном (2004: 44–46) выделяются три основные позиции исследователей по этой проблеме. Сторонники первой считают археологию исключительно источниковедческой дисциплиной. Соответственно, предмет археологии ограничивается только ее источниками. Археология, по словам И.Б.Рауза, «ограничивается определением тех материальных следов человечества, которые сохранились в земле». «Цели археологии заключаются в получении остатков и в выяснении их сущности» (Rouse 1972: 7). В российской археологии последовательным сторонником данной точки зрения является Г.П.Григорьев (1973: 42), определяющий предмет этой науки как «установление закономерностей развития ископаемых объектов и отношений между ними». Как источниковедческую дисциплину характеризует археологию и сам Л.С.Клейн.
Вторая позиция сводится к признанию в качестве предмета археологии исторического процесса как такового. Археология оказывается в таком случае вспомогательной исторической дисциплиной «внутри» самой истории, так сказать «поставщиком» иллюстративных материалов для историков. Так, К.Рандсборг внутри «всеобъемлющей» истории выделяет «традиционную историю, основанную на письменном тексте» и «историю, основанную на прошлой материальной реальности, иначе – археологию». Основная мощь и своеобразие археологии проявляется именно в исторических исследованиях (Randsborg 1997: 189, 194). С этой позицией может быть сопоставлена приведенная выше точка зрения А.В.Арциховского.