Если рассматривать текст с психологической точки зрения, я бы подошел к анализу с позиции других категорий. Мы можем взглянуть на текст как на олицетворение архетипа Апокалипсиса, который выражается в Книге Откровения на разных, взаимопроникающих и взаимодополняющих уровнях. Говоря точнее, мне удалось выявить в текстовой ткани книги несколько повествовательных линий. 1) Одна из них представляет собой описание конкретных событий «прошлого» из священной истории Израиля. Прекрасный пример – Вавилонское пленение в 586-ом году до н.э. Если Израиль и пережил когда-либо коллективный Апокалипсис, то это произошло тогда. Многие цитаты, вложенные в Апокалипсис, отсылают к этому невероятному событию; то, что оно не разрушило Израиль – истинное чудо. 2) Вторая линия описывает конкретные события «настоящего», а под настоящим я имею в виду первый век н.э. Такой взгляд совпадает с позицией «претеристов» и отсылает к 70-ому году н.э., когда римлянами был разрушен Израиль вместе с его храмом и назревало будущее падение Рима от божьего гнева. 3) Третья линия описывает конкретные «будущие» события – тот «Конец времен», который разворачивается в наше время. Разумеется, мы сами имеем возможность наблюдать за тем, что происходит, и можем найти немало совпадений. Мы можем убедиться, хотя и ретроспективно, что в таком подходе есть доля правды. (сноска 10) 4) Есть еще одна линия, которую я склонен называть – чтобы не уходить в сторону от религиозной терминологии – «эсхатологической»; но, если необходимо определение, которое ближе к психологии, можно сказать, что речь идет о «плероматической» линии. Под этим я разумею, что Книга Откровения также относится к тому, что не имеет времени и происходит в вечном плероматическом пространстве психики. Другими словами, эти события разворачиваются в коллективном бессознательном и им даже не обязательно проявляться на уровне эго-сознания (сноска 11). По правде говоря, это вполне характерно для архетипа, ему не обязательно все время воплощаться в сменяющих друг друга циклах инкарнации, он и так непрерывно участвует в той вечной драме, которая играется на уровне архетипов. 5) Наконец, есть и собственно «психологическая» грань, которая, вероятно, является для нас наиболее важной; она говорит о символическом выражении той ситуации, когда Самость входит в сферу индивидуального сознания.
В основе Книги Откровения, вне сомнения, лежит лично пережитое видение. Но, как я уже отмечал ранее, также очевидно, что на текст, в том виде, в каком мы его имеем, оказала влияние и другая апокалиптическая литература. Впечатляют параллели с Видением Иезекииля; встречаются и прямые цитаты из Книги пророка Даниила. Кроме того, один ученый, Р.Э. Чарльз, выделил по меньшей мере двадцать параллелей (если не прямых цитат) с неканонической книгой Еноха[3]. Очевидно, что Откровение появилось в результате ассимиляции других текстов.
Есть по крайней мере два объяснения тому, как такое могло получиться, – а может быть, верны оба. Во-первых, возможно, в основе всех описаний лежит опыт одного человека, другие же подхватили его рассказ и усилили его, присовокупив кое-что из того, что они вычитали в других местах. Другая гипотеза состоит в том, что Книга Откровений – по крайней мере, большая ее часть – была составлена на тот же манер, что и, позднее, алхимический трактат «Aurora consurgens». Этот трактат, который некоторые ученые приписывают перу средневекового теолога Фомы Аквинского, был недавно опубликован вместе с психологическим комментарием Марии-Луизы фон Франц[4]. В этом трактате картины, взятые из Библии, в особенности из Песни Песней, внедряются в описание алхимического процесса; хотя и очевидно, по тому, как он написан, что спокойная, все упорядочивающая рука редактора этого текста не касалась. Напротив, книга писалась в пылу личных переживаний, и притом человеком, для которого текст Библии и ее образность были живы и насущны до такой степени, что оказались подходящими средствами для выражения того, что с ним происходило. Возможно, то же самое произошло и с Иоанном. Мы никогда не узнаем наверняка, но можем с уверенностью предположить, что сочинение Иоанна – результат его близкого знакомства с источниками. Он не только привнес в христианский мир иудейскую апокалиптику, но даже, как мы увидим позднее, позаимствовал кое-что из греческой мифологии.