Сегодня мне кажется вообще больше недопустимым ставить под сомнение связи между культами Элевсина и острова Миноса83. Они в последнее время дополнительно и блестяще доказаны с достаточной исторической достоверностью благодаря находке микенской вазы с ручками, случайно обнаруженной в углу Малых Пропилей во время раскопок К. Курионитиса и М. Милонаса84. На вазе имеется надпись критскими буквами, которые недавно истолковал Г. Милонас. Он даже думает, что вычитал там указание на подарок «Кикеона» Коре, что очевидно является слишком смелым утверждением! Другая констатация: мы сейчас натолкнулись под древнейшим элевсинским Теле-стерионом на суб-«микенский» храм, один их немногих известных в Греции. К храму в Асине, где А. В. Перссон также нашел надпись на новомикенском языке, которую он интерпретирует как написанную аркадо-кипрскими буквами, и где, как он заявляет (слишком смело), расшифровал имя Посейдона и нереиды Кумовы, теперь добавляется храм Эфеса (восьмое столетие).
Предваряя рассмотрение новых основополагающих археологических находок, я хотел бы отметить, что мистерии двух богинь в Элевсине в общем были более или менее связаны с земледелием и кажется, что без особых изменений схожие обычаи сохранились и в дальнейшем. Это доказывают различные доэллинистические памятники: кернос, который выставлен во дворце в Малье — своего рода круглая плита с чашечками, которая служила для обряда панспермии. Это обычай, который для Мальи в официальном культе для живших во дворце был связан с культом земледелия и одновременно в соседнем царском некрополе в Като-Хрисолаккосе86 — с культом мертвых. Обычай носить освященные вазы спереди на голове как калаф кариатид — это обычай, который мы прослеживаем до пинакса Ниннионы пятого столетия в Афинах — напоминает (этим вероятно можно объяснить и название «тесмофории»87) высокий калаф минойских богинь «со змеями», который иногда украшен изображением животного сверху; он напоминает насесты для птиц, фетиши элевсинских жриц. Когда Деметра в Элевсине сидит у Девичьего источника, она также напоминает богиню микенского происхождения88 под деревом. Следует напомнить эпизод из упомянутого в начале гимна.
Оба божества, мать и дочь элевсинские, длительное время представлялись почти как две сестры. В этом смысле я толкую известную стелу из Фарсала, несправедливо называемую стелой «двух сестер», которая только своим символическим характером напоминает о культе мертвых; здесь одна из богинь изображена в положении сидя. Я вижу в этом изображение элевсинского осознания, как и в эпизоде, изображенном на так называемом рельефе Даэйры89 (Геката наставляет сидящую Деметру). Вплоть до времен великого рельефа Ленормана из Элевсина и даже еще на восточном крыле Парфенона «обе богини» очень похожи друг на друга. Поэтому представляется, что эти образы, которые сначала были анонимными, происходят от первобытных пар близнецов, изображения которых попарно были найдены в Текке на острове Крит и которые относятся к «кикладским идолам»90. П. Демаржн доказал, что традиция парных изображений имела место и позднее. Представляется, что как здесь, так и там, как на Крите, так и в Элевсине высшими жрецами были женщины. В Элевсине периода расцвета классической эпохи в течение продолжительного времени год назывался по имени жрицы, это напоминание о времени, когда Богиня-Мать была владычицей эгейской области91. Сейчас факт, который я обнародовал в 1927 году, кажется несомненным. Я тогда сказал о том, что на Священной дороге у врат Элевсина располагалась площадь, которая называлась Кроконс, «место отдыха», здесь собирались посвященные; они обматывали свои конечности шафрановыми лентами. Название и обычай можно связать с ритуальным сбором шафрана на Крите92, который нам известен по живописи во дворце Кносса времен примерно 1500 года.
В одном из высказываний относительно перспектив происхождения Деметры93, в котором я в 1927 году рассмотрел вероятность гипотез происхождения (Египет, Крит и Тессалия), я, как мне тогда казалось, сразу же нашел правильный вариант. С тех пор прошло больше десяти лет. Теперь я могу и хочу привести новые доказательства. Что касается возраста святилища Элевсина, по моему мнению ошибку Фр. Ноак в его труде Eleusis, Die baugeschichtliche Entwicklung des Heiligtums94 сегодня можно отвергать еще категоричнее, чем раньше. Ведь он утверждает, что история святилища началась только в геометрический период! К. Куруниотис и его греческие сотрудники с тех пор без труда получили доказательство того, что начало стены по периметру и внутренних строений на месте Телестериона доходит до «микенской» эпохи95. Уже тогда в Элевсине существовало суб-микенское святилище, очень маленькое, с входной лестницей и двумя колоннами внутри. Этот храм был устроен под Телестерионом. Первое строение в Элевсине имеет определенное сходство с древнейшим святилищем А в Эфесе и даже со святилищами в Дреросе (Аполлонион) и Тасосе (Гераклеион)96. Сходство Каллихороса (освященный «источник», который упоминается в гимне к Деметре) с круглыми полыми алтарями святилищ Агригента (в храме двух богинь Сан-Бьяджо, в святилище Тиндаридов недалеко от Колимбетры) теперь также дает ценный материал для размышлений. Благодаря открытию «доисторического» Элевсина Куруниотисом и Г. Милонасом97 теперь в нашем распоряжении имеется настоящее «введение» из второго тысячелетия к руинам классического Элевсина. Находка упомянутой выше вазы конца тринадцатого столетия с надписью критскими буквами — согласно утверждениям кадмейскими — подтверждает эту седую древность, неважно, какое прочтение предлагается98. Я напомнил о том, что Элевсин, морская гавань между фиванской Кадмеей и Нисой Мегаридской, сначала назывался Огигией. Название напоминает фиванскую Кадмею, потому что Оксиг был сыном Кадма.
Общая история религиозных идей сегодня ведет, как и археология для Элевсинских мистерий, а также и для других мистерий, к принятию прото-эгейского происхождения, что, впрочем, не исключает более поздних ахейских и эллинистических включений. На мой взгляд О. Керн неправ (и я надеюсь, что обосновал это в достаточной степени)99, когда он переносит истоки преданий об элевсинской Матери-Земле в такую варварскую Фессалию100. Не каждой культуре дано рождать религиозные представления для мира. Я согласен, что имя Дос (гимн к Деметре 122) напоминает равнину Дотий; а в конце гимна действительно имеется призыв к фессалийскому святилищу Антрон (впрочем, это одновременно была и святыня Пароса). Но в любом случае грубые фессалийские культы в известных примерах особенно касательно двух богинь и Асклепия в большинстве случаев являются лишь слабым отблеском критских культов. Наблюдается своего рода «дублет», который был выдуман во времена «нордических» вторжений индо-европейцев101, чтобы снова укоренить определенные сказания и местные или привнесенные туда обычаи Средиземноморья. Можно предположить, что в Греции никогда не имело места полное прерывание культа, даже во времена дорийского вторжения (Геродот, II. 171). Оно (вторжение) могло вынудить Деметру покинуть Анданию102 или, например, уединиться в горах Спарты либо остаться в других местах на акрополях в качестве хранительницы путей. Можно взять Фивы, Антелу или Селинус: и так каждый раз, когда мы — вместо культа в болотистых местностях или в низинах (более первобытный вид культа) — встречаем культ на акрополях103. Так в самом Элев-сине богиня после своего появления у Метанейры требует в гимне (стих 268 if.): «Пусть же великий воздвигнут мне храм и жертвенник в храме; Целым народом под (очень примечательно) городом здесь, под высокой стеною; Чтобы стоял на холме, выдающемся над Калли-хором». В этом месте гимна Деметра сообщила об учреждении для Элевсина места для проведения ее таинств (так называемых όργια), архитектурная непримечательность которого может быть связана с предшествующим религиозным преследованием.