Выбрать главу
Волга. Эскиз. 1890–1895 Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Впервые на Кавказ художник попал в 1888 году по приглашению Николая Ярошенко, имевшего дачу в Кисловодске. Первая же поездка была отмечена встречей с поразительным феноменом, как бы предзнаменовавшим последующую красочность кавказских пейзажей. В Бермамыте Куинджи и Ярошенко посчастливилось увидеть редчайшее явление в горах — Брокенский призрак. На поверхности радужно окрашенного облака они заметили отражение своих увеличенных фигур[62].

Романтический пафос, которым пронизано изображение горных кряжей, сияющих недоступных вершин, манящих притягательной силой и влекущих человека к познанию неизведанного, перерастает в некий символ прекрасного и недостижимого мира. Спустя тридцать лет увлеченность Куинджи темой мироздания поразит воображение Рериха и перейдет в его гималайские сюжеты.

После реформы Академии художеств 1893 года Куинджи совместно с Шишкиным получил предложение возглавить мастерскую пейзажа. Преподавательская деятельность Куинджи составила яркую страницу в истории русского искусства.

Художник стимулировал яркие индивидуальности, не подчиняя их своему пониманию искусства. В его мастерской занимались Константин Богаевский, Константин Вроблевский, Виктор Зарубин, Николай Химона, Николай Рерих, Аркадий Рылов, Вильгельм Пурвит, Фердинанд Рушиц, Александр Борисов, Евгений Столица, Николай Калмыков и другие. Все они оставались преданными учителю до конца жизни. Рерих впоследствии вспоминал:

Радуга. 1900-е. Этюд Таганрогская картинная галерея

«Куинджи любил учеников. Это была какая-то особенная любовь, которая иногда существует в Индии, где понятие учителя-гуру облечено особым пониманием»[63].

Мастерская художника помещалась на верхнем этаже. Из нее был выход на крышу дома. Куинджи трогательно любил птиц, особенно больных и покалеченных. На крыше он устроил лазарет, где лечил птиц.

Куинджи любил музицировать. Он играл на скрипке, жена — на фортепьяно. Был человеком общительным, добрым. Жизнь свою подчинил искусству.

Несмотря на большое состояние, Куинджи жил крайне скромно, почти аскетично. Когда после его смерти описывали имущество, то обнаружили и занесли в опись: «Гостиная: один диван, два кресла и восемь стульев мягких, один рояль. Столовая: один буфет, обеденный стол и двенадцать стульев. Мастерская: четыре мольберта, один этюдник, стенное зеркало в деревянной раме, скрипка в футляре»[64]. Вот и все, а умер миллионер.

Реальность и вымысел

На рубеже XIX–XX веков творчество Куинджи испытало явственное влияние элегических настроений современного искусства. Об этом можно судить по многочисленным эскизам, где несколькими пятнами и точными мазками намечается необыкновенный эффектный образ природы.

В эскизе Поляна в лесу. Туман (1898–1908, ГРМ) непонятно откуда льющимся светом высвечена лужайка «ирреального» цвета. Зеленосерый, разной тональности просвет в темных кулисах леса создает впечатление загадочного слабого свечения цвета. Многие эскизы отличает театральность композиции — освещенный центр окружен темными кулисами леса: Роща, Солнце в лесу, Осень (все — 1898–1908, ГРМ). Но особенно — третий вариант Березовой рощи (1901, Национальный художественный музей Республики Беларусь, Минск). Найденный романтический образ — это некая мечта о прекрасной земле, словно специально созданной для лицезрения. Романтическое искусство Куинджи создавало поэтический мир, замкнутый в границы вымысла. Эта тенденция весьма характерна для искусства и литературы начала XX века. Создание особого, вымышленного мира, наполненного символическими значениями, загадками, прозрениями, — далеко не полный идейно-тематический круг русского символизма. Куинджи в этом потоке влечений сохранял связь с землей; земное казалось ему исключительным явлением.

Мир как некий волшебный храм природы, расположенный где-то в другом, неземном измерении, — таковым предстает образ третьего варианта Березовой рощи. В этом варианте художник как бы вспоминал начало своего пути, но не дублировал его. Романтика Лунной ночи на Днепре и Украинской ночи преобразовалась в новую версию, где связь с реальностью подменяется чистой грезой. «Лунный» пейзаж картины исключает общественную проблематику. Разумеется, он сохраняет актуальность духовного самочувствия общества того времени и в этом плане пейзаж являет его ясно выраженный образец. Романтическое искусство 1880-х годов, связанное со вселенскими размышлениями Куинджи, преображается в Березовой роще 1901 года в отвлеченную романтику элегического тона.

вернуться

62

В. Секлюцкий. H. A. Ярошенко. Ставрополь, 1963, с. 58.

вернуться

63

Н. К. Рерих. Из литературного наследия. М. 1974, с. 182.

вернуться

64

ЦГИА, ф. 791, on. 1, ед. хр. 4, л. 14.