Большинство участников экспедиции были уже на Новосибирских островах. Сейчас со мной должны улететь последние восемь человек - те, что не участвовали в подготовительных операциях и теперь спешили непосредственно к началу полевых работ. Они уже ждали нас.
Мы взяли из камеры хранения экспедиционное имущество, завезенное туда накануне, и начали таскать ящики на второй этаж, а наши жены сгруппировались в стороне. Зал, залитый голубым светом, был полон летней курортной публики. Среди женщин в мини и в макси, среди ярких рубах, цветов, легких саквояжей наши вьючные ящики, и обшитые мешковиной «места» выглядели нелепо, так же как и наши меховые полупальто, до поры скатанные наподобие солдатской шинели и обвязанные шпагатом. Девушки в васильковой униформе, как на подбор загорелые и как на подбор красивые, со щегольской деловитостью вели регистрацию. Легкие чемоданы, пассажиров ложились на ленту транспортера и уплывали один за другим, очередь быстро двигалась, и я подумал, что, может быть, в. новом здании посадка обойдется без обычной нервотрепки. Однако когда подошла наша очередь, появилась еще одна девушка, постарше и менее красивая, чем остальные, и сказала, что наши ящики слишком тяжелы, транспортер финской постройки не рассчитан на такой вес. Носильщики же в новом порту не предусмотрены, поскольку, как мы должны понимать, предусмотрен транспортер. Пока разрешался этот вопрос, поначалу казавшийся неразрешимым, подошло время посадки.
Потом, когда объявили посадку, вдруг исчез техник Коля Громов. Только что он стоял здесь вместе с женой, и вдруг ни жены, ни Коли, а билет его у меня. Что делать? Как матросы по палубным надстройкам, мы устремились вверх и вниз по лестницам аэровокзала. В конце концов, Громов нашелся, а я, только очутившись в ворсистом самолетном кресле, нагретом солнцем почти до воспламенения, наконец сообразил, что так ничего и не успел сказать жене из тех слов, которые хотелось и следовало сказать на прощание. Ту-104 тронулся с места и пополз по бетону, он несколько раз менял направление, и я потерял ориентировку, смотрел то в один, то в другой иллюминатор и не мог уловить, где же теперь здание вокзала.
Через час, в Москве, самолет зашел на посадку над самой березовой рощей. Было видно, как его большая тень скользнула по светлой, еще весенней листве. В Москве было даже жарче, чем в Ленинграде. Размягченный асфальт прихватывал подошвы. В ожидании регистрации на чокурдахский рейс мы сложили свой багаж в холодке возле клумбы, на которой качались цветы душистого табака. Виктор Николаевич, наш главный рыбак, распаковал посылочный ящик, который вез при себе в качестве ручной клади, и вытряхнул прямо на газон целую гору дождевых червей вместе с перегноем. На Севере, в мерзлоте, черви не живут. Тем не менее, местные породы рыб проявляют к червям живейший интерес.
- Пусть погуляют, разомнут кости, - сказал Виктор Николаевич, внимательно следя, чтобы ни один из узников посылочного ящика не укрылся в траве. Гости из Экваториальной Африки, женщина и мужчина, одетые в сиреневый шелк, в изумлении остановились рядом с нами.
...После Москвы я почитал свежие газеты, потом задремал и был разбужен стюардессой, объявившей по радио, что проходим Амдерму. Сквозь просветы в облачности справа была видна бурая полигональная тундра, похожая сверху на брусчатую мостовую. Слева белел лед с пятнами зеленой воды - море. Начался Север.
Яхта «Заря» достигла пролива Югорский Шар, над которым мы сейчас пролетали, 7 августа 1900 года, на сорок восьмой день плавания. Я привожу эти сравнения не для того, чтобы поразить воображение ростом скоростей: это естественное следствие прогресса, прошло семьдесят пять лет, и умиляться здесь было бы наивно. Скорость изменила отношение к путешествию. Дорога потеряла самое привлекательное - возможность наблюдать. Когда-то путешественник мог, наблюдая, двигаться месяцами; это была его работа, а любимая работа не надоедает. Допустим, это был не путешественник-профессионал, а просто обыватель, следующий по личной надобности из пункта А в пункт Б, и его дорога щедро одаривала впечатлениями, что компенсировало потерю времени и тяготы пути. Для современного пассажира полет между теми же двумя пунктами не работа и не отдых, а как бы вычеркнутое из жизни время. Поэтому, задержавшись в пути на час, мы сразу начинаем возмущаться, как будто собирались за этот час совершить бог весть какие подвиги.