— Ну а мне-то почему вы ее не даете?
Нечто написанное мною до болезни, послание самому себе. Я должен был увидеть эту рукопись!
— Она тебя только запутает. Это нечто далекое от реальной жизни, чистейшей воды фантазия.
— Но если уж я ее написал, наверное, смогу и понять!
— Успокойся, Питер. — Сери на несколько секунд отвернулась, а потом взяла меня за руку. Ее ладонь была чуть влажной. Затем она сказала: — Эта рукопись сама по себе не имеет смысла. Но она давала нам возможности для импровизаций. Пока мы с тобой были вместе, до клиники, ты мне кое-что о себе рассказал, да еще у Лотереи есть досье с отдельными подробностями твоей жизни. Ну и рукопись, там тоже можно отыскать определенные ключи. Из всего этого мы попытались склеить твою автобиографию, только вот результат получился не совсем удовлетворительный.
— И все же, — сказал я, — я должен прочитать эту рукопись.
— Ларин тебе не позволит. Разве что когда-нибудь потом, много позже.
— Но если я ее написал, это моя собственность.
— Ты написал ее до операции. — Сери смотрела вдаль, в пахнувший цветами сумрак. — Ладно, завтра я с ней поговорю.
— Если мне нельзя ее прочитать, — сказал я, — может, ты хотя бы расскажешь, о чем там?
— Это нечто вроде фантастической автобиографии. Главным героем там ты или некто с твоим именем. Описано твое детство, как ты пошел в школу, взрослел, вся ваша семья.
— Ну а что в ней такого фантастического?
— Я не могу тебе сказать.
Я на секунду задумался.
— А там сказано, где я родился? В Джетре?
— Да.
— И там так и написано, «Джетра»?
Сери молчала.
— Или там написано «Лондон»?
Сери продолжала молчать.
— Сери?
— Ты назвал этот город Лондоном, но мы знаем, что это Джетра. Там есть и другие придуманные названия.
— Какие?
— Я не могу тебе сказать. — Она снова взглянула на меня. — А откуда ты знаешь про Лондон?
— Это ты сама как-то раз проговорилась. — Я хотел было рассказать ей про свои бредовые видения, но это было как-то не слишком убедительно, даже для меня самого. — А этот Лондон, ты знаешь, где это?
— Да конечно же нет! Ты ведь придумал это название!
— А какие еще названия я придумал?
— Не знаю… Я не помню. Мы с Ларин прошлись по рукописи, стараясь поменять эти названия на настоящие или хотя бы просто известные нам. Но это было очень трудно.
— И сколько же из того, что вы мне рассказывали, соответствует истине?
— Столько, сколько было в наших возможностях. Когда тебя вернули из клиники, ты был просто бессловесным растением. Я хотела, чтобы ты стал тем, кем ты был до операции, но одного хотения для этого мало. Все, чем ты являешься сейчас, создано трудами Ларин.
— Вот это-то меня и пугает, — сказал я со вздохом.
Я смотрел на полого уходящую вверх лужайку и дальше, на другие коттеджи. Большая часть их тонула во мраке, но некоторые окна светились. Там жили мои собратья-бессмертники, мои собратья-растения. Интересно бы знать, есть ли там кто-то, кто терзается такими же сомнениями? И знают ли они вообще, что их головы очищены от всего годами копившегося хлама, а потом заново обставлены в соответствии с чьей-то там идеей, что так будет лучше? Я боялся своих мыслей, потому что их вложили мне в голову, а я был продуктом своего разума и действовал в соответствии с ним. Что говорила мне Ларин перед тем, как у меня появился вкус? Не может ли быть, что она и Сери действовали в сговоре, из самых благородных побуждений прививая мне взгляды, которых до клиники у меня не было? Может, и так, а может, и нет, откуда мне знать?
Единственным, что связывало меня с моим прошлым, была эта рукопись; я знал, что буду ущербным, неполноценным, пока не прочитаю свое собственное определение себя.
В тусклом свете затянутой облаками луны окружавший клинику сад казался серым и безжизненным. Мы с Сери гуляли по знакомым дорожкам, уходя от коттеджа все дальше и дальше, но это не могло продолжаться бесконечно.
— Если мне удастся получить эту рукопись, — начал я, повернув назад, — я хотел бы прочитать ее в полном одиночестве. Я имею на это право.
— Не надо больше об этом. Я постараюсь, чтобы ты ее получил. Тебе хватит моего обещания?
— Вполне.
Мы коротко, на ходу поцеловались. Но Сери все еще оставалась какой-то задумчивой, нерешительной. Чуть позднее, уже в коттедже, она сказала:
— Ты, конечно, не помнишь, но до всего этого, до клиники, мы собирались устроить прогулку по островам. А как теперь, у тебя еще есть такое желание?
— Вдвоем? Только ты и я?
— Да.