Я отошлю его в «Химию и жизнь», они вроде не прочь меня печатать.
Генка, сейчас толком попытаюсь ответить на один из пунктов твоего августовского письма. Я все твои вещи читал с удовольствием. Моя беда, что я помешан на отделке (это у меня от мнительности), и так как литературная отделка — мой конек, и я на этом набил руку, то я вечно в лит. разговорах на это и напираю. То есть плаваю там, где знаю, что не утону. (Но это не мания редактора править. Это все же другое, писательское.) Ты — писатель. Тут никаких эпитетов не нужно. Сам ведь знаешь, есть члены СП, а среди них, наверное, всего треть писателей, остальные просто члены. Так вот, ты — писатель. Такая, в общем, чепуха. Писатель сразу виден по тексту. Сразу. Пусть он будет самым последним из чукчей. Пусть правильно или неправильно расставляет слова, пусть его вкус подводит — главное, чтобы текст был живой. Значит, и человек живой, а не г… А с живым человеком всегда можно поговорить и договориться. А если и не договориться по крайней отдаленности вкусов и характеров, то хоть разойтись уважая друг друга. Теперь шутка: если даже писатели подерутся, в этом тоже своя прелесть. Толстой и Тургенев — жаль, что дело не дошло до дуэли; единственный, кажется, был бы пример в истории, как стрелялись два больших писателя. Ах, как жаль! Вот где пришлось бы потомкам разбираться! А что Пушкин и Дантес или Лермонтов с Мартыновым? Тут и разбираться не надо, кто прав, кто виноват. Пушкин с Лермонтовым правы, и весь ответ. Потому что они были писателями, а Дантес и Мартынов всего лишь членами СП (стишки кропали, наверное). Вот!
Где взять большой конверт, чтобы выслать тебе рассказ?
Гена, не вычеркивай имени лесника из рассказа83. «Мартович» — хорошее и редкое имя для фантастического рассказа (сам знаешь, как трудно в нашем жанре с именами). У меня для него еще найдутся приключения вместе с майором Бел Амором.
На следующую страницу не перехожу. Доволен, как слон. Давно не писал рассказов, все над повестью. Черт с ней, подождет.
Лиде привет! Всем приветы! Всегда твой Б. Штерн84.
(От Дмитрия Биленкина)
Москва, 29 марта 1983.
Дорогой Гена! У вас зима, а у нас почти лето — в воскресенье термометр дотянул до восемнадцати, и это притом, что в лесу везде еще снег; сочетание необычное, все какие-то смурные, да еще кругом грипп. И, точно, нет гордости за восьмидесятые, из преддверья двадцать первого века шестидесятые кажутся золотистыми, не чета нынешним. Тянет на пришельцев, вообще настроение конца века серое. (Один редактор год назад сказал исторический афоризм: «Главное в наши дни — это сохранить равнодушие»; прелестно, а?)
Тебе не кажется, что замысел «Ваньки-встаньки»85 чем-то созвучен времени? Во всяком случае это благодатная тема, с интересом буду ждать воплощения.
Эволюция к литературной простоте, пожалуй, вещь типичная (как это там у Пастернака?). Плохо лишь то, что одновременно снижается скорость писания; когда-то и семь страниц за день мог спокойно, а сейчас если две, то уже хорошо! У тебя нет пока этого? Впрочем, Булычев86, кажется, и сейчас способен отгрохать пол-листа за смену. Утешает лишь то, что Боборыкин, вроде бы, мог еще больше. Или это вообще не показатель?
А издательство, конечно, нужно оставить, если оно уже в тягость.
Я задумывался над тем, что производит писатель. Если коротко, то, по-моему, он создает миры, которые принято называть художественными. Они существуют в ноосфере, являются модельными построениями жизни, но обладают огромной автономностью и ведут себя чертовски своеобразно. В некотором смысле, как подлинные миры, подчас даже более реальные для нас, чем… Да вот хотя бы можно спросить любого: кого мы знаем и представляем лучше, кто для нас более реален — Гамлет или Шекспир, Дон-Кихот или Сервантес, Робинзон Крузо или Дефо? После такого вопроса обычно начинают чесать в затылке. И не мистика ли, что мистер Шерлок Холмс получает в наши дни больше писем, чем мы с тобой оба вместе взятые? Короче говоря, существуют чудеса природы и техники, но, дорогие друзья, не будем забывать о литературе! Не будем, ибо существование того же Шерлока Холмса представляется мне проблемой более интересной, чем загадка каких-нибудь черных дыр. И проклятущий вопрос: а я-то создаю художественные миры? Вот выбрали мы себе профессию…
Д. Биленкин.
(От Бориса Штерна)
Киев, 23 ноября 1983.
Мартович! Получил твое письмо и дней на пять впал в такую депрессию… не знаю что. Ты теперь свободен. Свобода, она — свобода. В принципе, тебе давно пора было бы перейти на вольные хлеба, но у тебя это какой-то не такой переход. Ясно же, что так просто книги под нож не идут и с работы не вылетают из-за одного росчерка Пастухова87; тебя долго травили, и ясно, что сейчас на свободе тебя ничего хорошего не ждет.