(От Бориса Стругацкого)
Ленинград, 12 сентября 1988.
Дорогой Гена!
1. Разумеется, я пришлю вам распечатку «Извне» (на расклейку у меня нет экземпляров) и перепечатку двух наших ранних (неопубликованных) статей об НФ и о критике НФ (это самый конец 50-х, а может быть, самое начало 60-х — даты на статьях, увы, нет). Однако все это я отдам в распечатку только после получения договора или гарантийного письма издательства. (Извините, но «таков наш примар», иначе мы тоже давно вылетели бы в трубу.) Тогда же пришлю и фото. Заодно.
2. Предисловие к сборнику ФАНТАСТИКИ Прашкевича я бы еще взялся, пожалуй, написать (хотя очень не люблю такого рода работу и делаю ее лишь в самом крайнем случае, когда другого выхода нет). Но предисловие к сборнику, где помимо фантастики есть еще и публицистика, и документалистика, и реалистическая проза — нет, увольте, за такое я не возьмусь ни за какие коврижки! Так что уж извините меня, Гена, великодушно.
3. Был тут у нас Пищенко9, змей лукавый. Перебаламутил всех наших цыплят, разозлил всех моих драбантов… Теперь будет у нас специальное собрание семинара на тему: вступать или не вступать в ВТО? Я намерен проводить идею, что вступать можно и нужно, но — с опаской, дабы Щербаковы и Медведевы не переродили начинающих, не изуродовали бы им вкус, не купили бы у них право первородства за чечевичную похлебку. Боюсь, однако, что все эти рассуждения — сотрясение воздуха. Молодые-опытные и сами это понимают, а молодые-зеленые ничего не соображают, им лишь бы напечататься, а там хоть трава не расти. Ах, как не хватает нам сейчас СВОЕГО издательства! И ведь не видно пока в волнах ничего, или почти ничего.
Желаю вам всего доброго, Б. Стругацкий.
(От Сергея Снегова)
Калининград, 13 марта 1988.
Дорогой Гена! Буду отвечать по порядку, чтобы не запутаться. Мысль писать фантастику томила меня еще до начала литературной работы. Она превратилась в потребность, когда я начал знакомиться с зарубежной послевоенной НФ. Писать ужасы — самый легкий литературный путь, он всего больше действует на читателя — почти вся НФ за рубежом пошла по этой утоптанной дорожке! Стремление покорить художественные высоты показывали только Д. Оруэлл, Г. Маркес и еще очень немногие. Мне захотелось испытать себя в НФ как в художественном творчестве.
Я решил написать такое будущее, в котором мне самому хотелось бы жить. В принципе, оно соответствует полному — классическому — коммунизму, но это не главное. Проблема разных общественных структур — проблема детского возраста человечества. Я писал взрослое человечество, а не его историческое отрочество.
Для художественной конкретности я взял нескольких людей, которых люблю и уважаю, — у некоторых даже сохранил фамилии — и перенес их на 500 лет вперед, чтобы художественно проанализировать, как они себя там поведут. За каждым героем — человеком — конечно, стоит реальный прототип.
Я сознательно взял название уэллсовского романа. Прием полемический. Но не для того, чтобы посоревноваться с Уэллсом художественно. Уэллс один из гениев литературы, дай бог только приблизиться к его литературной высоте! Спор шел не художественный, а философский. Я уверен, что в человеке заложено нечто высшее, он воистину феномен — в нем нечто божественное. Думаю, он венчает эксперимент природы — либо неведомых нам инженеров, — смысл которого в реальном воплощении не мифов, а божественности. Энгельс писал, что человек — выражение имманентной потребности самопознания самой природы и что если он погибнет, то в ином времени, в иной форме природа рано или поздно вновь породит столь нужный ей орган самопознания. Это ли не божественность? Энгельс глубже Уэллса — во всяком случае, тут. Помните Тютчева?
…И мы, в борьбе, природой целой
Покинуты на нас самих.
Люди будущего у Уэллса — прекрасные небожители. Но быть прекрасным — не главная акциденция божества. У меня человек бросает вызов всему мирозданию (особенно в третьей части) — он ратоборствует с самой природой, той силой спинозовской deus sive natura10. Схватка двух божеств — чисто божественное явление. Словом, Зевс против отца своего Хроноса в современном научном понимании. Это не мистика, не религия, а нечто более глубокое…
В первом варианте второй части я собирался послать людей в Гиады, проваливающиеся в другую вселенную, но потом выбрал Персей. В Гиадах было бы больше приключений, в Персее больше философии. Там главная идея — кроме утверждения высшей человеческой, то есть божественной морали — схватка человека с энтропией, представленной разрушителями. Разрушители — организация беспорядка, хаос; они — слепая воля природы. А люди — разум той же самой природы, вступившей в сознательную борьбу со своей же волей. Сознательную, ибо рамиры тоже борются со слепой стихией, но взять над ней верх не могут. Они во многом мощней людей, но лишены человеческой божественности.