Весьегонцы ошеломленно смотрели на дядюшку.
- Через телескоп или в бинокль? Ничуть! Умозрительным путем. Силой мысли, так сказать.
- Это смешно!
- Уж так то есть смешно...
Входили новые гости.
- Приезжий-то, знаете?.. - бросался к ним дядюшка.
- Что?
- Острова открыл!
Гости пугались:
- Где?
- То-то и есть что где! На краю света! В Северном Ледовитом океане!
- Бывал, что ли, там?
- То-то и есть что не бывал. За письменным столом сидючи открыл... Другие путешественники - на корабле, верхом, пешком, а наш путешественник - в кресле сидючи.
- Как так?
- А так. Ткнул карандашиком в карту. "Здесь, - говорит, - мой архипелаг! Негде ему больше быть, как здесь".
В гостиной смеялись. Один дядюшка не смеялся. Он стоял посреди комнаты, гордо выпрямившись, обеими руками расправляя пушистую бороду.
Вот уж подлинно счастье привалило ему! Год бы трудился - такого сюжета не выдумал. А тут смешной сюжет для анекдота - даже серии анекдотов - сам давался в руки.
- Ну вас! - говорил он, озорно поблескивая глазами. - Радоваться бы надо, торжествовать, что среди нас такое светило живет, а вы со смеху помираете, шута горохового из него делаете!
- Позвольте, Федор Матвеич! - подавала голос исправница. - Как же говорите: в Сибири не бывал? Он именно бывая - ссылался, привлекался...
- Не ссылался! Точно знаю! Не ссылался! Привлекался - да. Участвовал в студенческой забастовке... И вот результат! Имея влечение к научной географической деятельности, к таковой не допущен! Вместо Северного полюса и всемирной славы пожалуйте на болото, в Весьегонск!
- Скажите! - качали головами гости, усаживаясь за стол и продолжая разговор под однообразное постукивание бочоночков лото. - Человек еще молодой!
- Заучился, бедный... Это бывает. Учится, учится, а потом...
- Двадцать пять...
- Закрыто!
Один лишь обстоятельный отец Фома пытался доискаться тайного смысла в причудах учителя.
- Позвольте, - бормотал он, - что за острова? К чему острова? Может, сие - иносказание, конспиративная аллегория?
Тогда же, за лото, придумали и прозвище: "Кукипирий-Пирикукий!"
- Вот именно! Ха-Ха! Двое разом: и Кук и Пири! Очень хорошо!
- В самую точку, Федор Матвеич!
- Кукипирий! Ну и Федя! Ай да Федя! Придумает же такое!
- Пирикукий-Кукипирий! Кукипирий-Пирикукий! Ха-ха-ха-ха!
Прозвище из гостиной перекочевало на улицу.
Представьте себе длинную, узкую улицу. Вечереет. Вдоль деревянных тротуаров, по-местному "мостков", шаркая подошвами, двигаются пары. Дойдя до конца улицы, они круто поворачивают и идут обратно. Это гулянье.
Песен на гулянье не слышно. В городе не дозволено петь - не деревня! Зато звонко, как из граммофонной трубы, вырывается на улицу треньканье балалаек или молодецкий перебор трехрядки. И так же разом обрывается. Это открылась и закрылась дверь одного из трактиров. На главной улице Весьегонска девять трактиров.
Иногда можно увидеть на улице и нашего учителя географии.
Свою вечернюю прогулку Петр Арианович совершал обычно в одиночестве. Он шел, как всегда, очень быстро, энергично постукивая палкой, чуть подавшись вперед, погруженный в размышления.
Простой люд уступал ему дорогу молча и с уважением.
Но вот со звоном и грохотом распахивалась дверь трактира. Загулявший купчик вываливался оттуда. Утвердившись на шатких ногах и оглядевшись, он замечал учителя.
- Господину Пирикукию! - орал он, сдергивая с головы шапку и потрясая ею. - Наше вам! С кисточкой!
Петр Арканович строго смотрел на крикуна и, не замедляя шаг, проходил мимо...
О нем узнали далеко за пределами Весьегонска.
Купцы из Вятки, Твери и Ярославля, побывав в январе на знаменитой весьегонской ярмарке, разнесли по своим городам анекдот о чудаке-учителе, который, не отходя от письменного стола, в Ледовитом океане острова открыл...
Однако в реальном училище прозвище, данное дядюшкой, не привилось. Петр Арианович был единственным из преподавателей, которого мы, ученики, за глаза и в глаза звали только по имени и отчеству...
6. ТЕНЬ ЧЕЛОВЕКА
Но каково было нам с Андреем!
В грустном молчании проводили мы переменки на широком подоконнике в коридоре. Мимо шныряли наши товарищи, весело толкаясь и подставляя друг другу ножку. Семенил, держась, как всегда, ближе к стеночке, наш первый ученик Союшкин. Широко вышагивал, вертя во все стороны маленькой головой, помощник классных наставников фим Фимыч.
Итак, все? Тайны нет больше?
Упрямый Андрей ни за что не хотел примириться с этим.
- Врут, врут! - повторял мой друг, сердито морща нос. - Глупости: на Севере не бывал! Самим завидно, сами небось не бывали нигде, вот и наговаривают на него.
Андрей был сторонником решительных действий.
- Слушай, пойдем и спросим, - уговаривал он меня. - Прямо пойдем в учительскую к нему и скажем...
- А чего скажем-то?
- Не может быть, скажем, чтобы вы не бывали в Сибири...
Легко сказать - пойдем и скажем!..
Однажды мы явились в переулок к заветному окну еще засветло, в те часы, когда учитель обычно отправлялся на прогулку, и прошлись мимо дома. Надеялись на что-то неопределенное, на случай. Учитель, однако, не вышел.
Мы расхрабрились до того, что подошли к входной двери и совсем было собрались постучать, но слишком долго топтались у крыльца, препираясь, кому войти первому.
Этим воспользовалась девчонка, жившая в прислугах у исправницы. Она высыпала на нас совок золы со второго этажа. И мы даже не могли забросать ее снежками, потому что круглое ухмыляющееся лицо то появлялось, то исчезало в форточке, как Петрушка.
Ну и противная же была девчонка! Даже куцые, рыжеватого цвета косички торчали на голове с нелепым, раздражающим вызовом.