Шеф ГБА разработал четыре программы, известных как «программы Заукеля». Следом за господином Заукелем некоторые российские историки, в частности, автор книги «Жертвы двух диктатур» Павел Полян, говорят о «трудоиспользовании рабочих». Этакое казенно-бюрократическое словечко в лексиконе высшей фашистской иерархии прикрывало откровенно колонизаторскую, рабовладельческую политику. Но российскому историку, думается, следует называть вещи своими именами, как это и делали в откровенных беседах немецкие промышленники, генералы и политики: рабство, работорговля, уничтожение работой.
Эти факты постарался обойти в своей книге «Жертвы Ялты» (заметили, как перекликаются названия?) и Николай Толстой, родственник Льва Николаевича Толстого: «…русская кампания поглощала огромные, невиданные в истории людские и материальные ресурсы, — пишет он, — немецкие фирмы, заводы и шахты испытывали грандиозную нужду в рабочей силе. Поэтому было решено мобилизовать русских рабочих. Несмотря на то, что такая мера помешала бы русским относиться к немцам как к своим избавителям».
Значит, все остальные меры оккупантов вызывали у советских людей сплошное ликование?! Постыдился бы хоть перед памятью Льва Николаевича Толстого. Не может не знать историк и писатель, как опоганили немцы усадьбу великого русского писателя. И только ли в Ясной Поляне остались следы варваров?!
С апреля по сентябрь 1942 года немцы вывезли из оккупированных областей Советского Союза 1,8 миллиона остарбайтеров. Заукель удостоился похвалы Геринга: «…то, что он сделал за короткий срок для того, чтобы быстро собрать рабочих со всей Европы и доставить их на наши предприятия, — является единственным в своем роде достижением». В октябре 1944 года Гитлер осчастливил Заукеля чеком на 250 тысяч марок. Хорош подарочек к 50-летию главного вербовщика — восемь годовых зарплат! За счет тех, кому платили гроши, выжимая в несколько месяцев работу десятка лет.
«Надежда, что с помощью советских военнопленных удастся ликвидировать дефицит рабочей силы, не сбылась, — замечает исследователь военной экономики фашистской Германии Кристиан Штрайт. — Основная причина тому — массовая смертность». В угольной промышленности рейха за первую половину 1944 года скончались 32 тысячи человек — каждый пятый из общего числа, занятых на шахтах. «Даже отдел военнопленных в штабе ОКВ подвергал критике такой слишком высокий «расход пленных», — пишет Штрайт. Но для промышленников главным было требование Заукеля: «Выжимать из военнопленных, поступающих из стран Востока, такую производительность, какую только можно выжать».
Из Советского Союза фашисты намеревались вывезти 15 миллионов человек. Но не все, к счастью, зависело от них. Наступала Красная армия. Спасали от угона партизаны и подпольщики. А те, кому не удалось бежать, на всю жизнь сохранили память со знаком OST.
Угон
Сколько писем — столько и судеб. И в каждом — своя исповедь, своя боль, свои страдания, принесенные войной. Те годы страшно далеки от нас, многими воспринимаются так же смутно, как старый, полузабытый фильм. Но эти люди — наши современники. Кому-то ровесники, кому-то отцы или деды. Те, кто пережил Великую Отечественную хотя бы в самом начале жизни, не говоря уже о ветеранах, фронтовиках, поймут моих соавторов с полуслова… Но хотелось бы, чтобы их понял и принял и молодой читатель.
Представьте, что вам 15 лет и живете вы на берегу самого синего моря. В самом прекрасном городе в мире, конечно же в Одессе. Только что отпразднован день рождения, впереди — целое лето свободы. Младшего братишку отправили в село, к тетке, с утра под окнами свистит компания и — айда все на пляж.
Так начиналось то лето для Саши Стройной.
22 июня лето закончилось. Оборвалась юность.
Отца проводили на фронт. Брат застрял в селе. Саша, закончив краткосрочные курсы сандружинниц, дежурила в госпитале. Помогала эвакуировать раненых. Из госпиталя на Пироговской их отправляли в порт. Предлагали уехать и ей.
«Но я не могла. Не могла оставить маму. 15 октября мы еще эвакуировали раненых, а 16-го в Одессу вошли немцы. На следующий день, наконец, вернулся брат. Он пробирался домой вслед за немцами.
Через неделю на улице Энгельса взорвался немецкий штаб. Оккупанты начали мстить. Хватали всех подряд. Людей вешали прямо на улицах. Проспект Мира, Привокзальная площадь, улица Ленина — везде на деревьях, столбах висели казненные. Забрали и нашу маму.