Касси только хмыкнула в ответ. Коснулась ладонью панели на стене, а потом приложила к ней ухо, ожидая услышать шум текущей в отопительных трубах воды. Панель оказалась тёплой, но за ней было тихо.
Спалось и впрямь-таки отлично. Разбудил Касси Ян, поманил за собой. Она нехотя поднялась, увидела, что остальные спутники потягиваются и потирают глаза, и поплелась наверх по лестнице.
Если над Валедой и занимался рассвет — то видно его не было. Лиловые тучи висели по-прежнему низко.
— Я очень надеюсь на твое благоразумие, — начал Ян, и в Касси тут же пробудилось возмущение, но она промолчала. — Мы сегодня уйдем под город, и вернемся только вечером. И я вынужден оставить тебя в лагере. Это из-за дара, он у тебя есть, я знаю. Кас, прошу, не дури., вижу, ты расстроена. Но контакт с заряженным нестеитом уже свел с ума дорогого мне человека — брата. По-хорошему, я и вовсе не должен был брать тебя в эту поездку. Так что все, что с тобой произойдет, будет на моей совести. Поэтому не уходи дальше границы этого квартала, прошу. И приготовь нам ужин. Хорошо?
— Хорошо, — насупившись, пробормотала она.
Ян погладил ее по плечам, поднял пальцем подбородок и посмотрел в глаза:
— Пожалуйста, Кас, пообещай не чудить…
— Я же сказала: хорошо! — улыбнулась она.
52. Вильгельмина Ямга
Мина хотела рисовать. Зеленый южный океан все еще шумел у нее в ушах. И запах меда заставлял искать глазами крупные лиловые цветы, пробивающиеся из скальных трещин. А пена на даше напоминала облака.
У Брайсов ей выделили отличную теплую комнату, с широкой кроватью, напольным зеркалом и забавным креслом-качалкой. Резной абажур торшера поселил на стенах гончих собак и оленя. Мэг заботилась о ней, как о родной: умывала и одевала, причесывала и кормила. Мелкие сестры Стефана притащили ей кучу книг и механическую подставку, которая перелистывала страницы при нажатии на педаль. Господин Доменик заказал протезы. И даже Мор, который терпеть не мог старшего брата и раньше при виде Мины морщился, как от кислого яблока — даже Мор вел себя вежливо и обходительно.
Но Мина удовольствовалась бы куда меньшим комфортом и худшим отношением, лишь бы ее перестали так отчаянно молчаливо жалеть.
Она не знала, что написал отцу Стефа генерал. И пока не решила, стоит ли рассказывать господину Брайсу всю правду. Дознавателей он приглашать не стал. Мина гадала: известна ли Эве роль ее брата в гибели города? Или это мэр опасается, что к преступлению причастен его сын?
Когда Минину квартирку отдали йенским беженцам, куда-то пропали все ее вещи, записи, книги, даже коробка с открытками. И мамино письмо. Но короткий адрес она помнила наизусть. И вскоре можно будет написать, что выбранный ею путь завел в тупик… Написать-то можно, только вот почта на Западный архипелаг пока не долетает.
Порой ее навещали старые подруги: Анна Лейс и Линда Глостер. Они поднимались на верхний ярус в спецовках, прямо с завода. Паромобильный салон, где девушки раньше работали, закрылся, и они были рады, что удалось устроиться на «прокатку». Их, как и многих других венси, пугал рост конкуренции и безработица. Разговаривали подруги, конечно, между собой. Мина слушала и кивала, ей не нравилось мычать. Она ждала, когда привезут протезы. Тогда она напишет им «Если хотите со мной общаться — прекратите меня жалеть!»
Она будет рисовать. Рисовать, когда у тебя нет рук — это как петь, не имея голоса. Никакие искусно сделанные железки не заменят пальцев.
Пальцев…
Мина сбросила на пол ватман. Еще вчера вечером она попросила Мэг поставить чернильницу в угол за комодом. Сестра Мора удивилась, но просьбу выполнила. Сегодня Мина не надевала чулки, потому что никуда не собиралась идти. Она подтянула юбку и вытянула вверх ногу. Изогнула ступню, повернула её в одну сторону, потом в другую. Пальцы-то у нее есть! И сумасшедшая идея — тоже…
Мина начала охоту за пером. Строптивая палочка каталась по столу, по полу, выскальзывала, падала. Мина злилась, сопела, но упорствовала.
Она сможет. Она сможет, они перестанут ее жалеть и начнут уважать!
К вечеру на листе появились круги и квадраты. Нога была измазана чернилами. Кляксы украшали и ватман, и пол вокруг. Ноги ныли от напряжения, а щёки щипало от высохших слёз. Но начало было положено.
Она сможет.
Всю следующую неделю Мина рисовала с утра до вечера. Пальцы ног начали чувствовать и перо, и кисть. Образы из головы пока не совпадали с тем, что получалось на бумаге. Да что там — выходила, признаться, детская мазня. Но дни перестали казаться одинаковыми. Появилось желание вставать с постели!