Эва рыдает, валяясь под дверью. «Одна, одна!» Потом топает к двери балкона, виснет на ручках. И створки открываются. Эва видит внизу куст, на нем висит спелый персик. Она тянет к фрукту руку, тянется к нему всем телом, перегибается через перила. И летит вниз, схватив добычу.
А потом она лежит в горячке, бредит, слышит только обрывки речи. К ней никого не пускают, даже папу, её лечит другой доктор. Эва хочет плакать, но не может. Ещё не может ходить. И не хочет разговаривать.
А время утекает сквозь щели в стенах Гранитного дворца. Она поправляется. Она слезает с кровати и топает в коридор, ещё совсем слабая, чувствует себя невесомой. Идёт в кабинет, к папе. Папа сильный, он возьмёт её на ручки. В кабинете полумрак, горят только две керосиновые лампы. Эва стоит на пороге и смотрит, как тётя с отцом спорят.
— Ее способности уже сейчас превосходят мои. Я её забираю. Не знаю, как у твоей неодаренной супруги получился такой ребенок, но это Судьба.
— Ты рехнулась, Вирджиния! Я ее здесь не оставлю. Вероника сойдет с ума.
— Мне плевать на твою жену. Назревает очередная революция, Бен!
И тётя думает в голову патрульных, которые стоят за дверью: «Схватите его и бросьте в Потс!» А Эва прерывает эту мысль. Она начинает думать, что правительница — пустая бутылка. И что она папе врет. И что больше она никому приказать не сможет. Нет больше ее «хочу».
Тетя Вирджиния оседает на пол. Папа подскакивает к ней. Патрульные застывают в дверях. Потому что теперь Эва в них думает: «Остановитесь!» А еще Эва злится, прикусывает губу, сжимает кулачки.
Боль.
Эва стоит в кругу света. Тьма вокруг непроглядная, густая, осязаемая. Липкая жижа — шаг из круга — и тебя засосёт. Всё на Эве сегодня красное, кроме чулков. Волосы собраны в высокий пучок. Атласная лента на шее, на ленте — огромный рубин. Эва взрослая.
Вокруг Эвы стоят люди. На самом краю круга.
Тётя. Мама. Папа. Брат. Катти.
Каждый из них встречается с Эвой взглядом и в ужасе делает шаг назад. Липкая тьма тут же поглощает их.
Шаг назад. Шаг назад. Шаг.
Эва знает, что останется одна.
Одна! Она боится быть одна!
Тьма просачивается в круг.
Эва кричит.
Проснулась она от собственного голоса. Достала из прикроватной тумбочки дневник и записала «Двадцатое число первого осеннего месяца года 211 от создания Союза. Пережила искажение измерений. Таблетка не помогла. Снилось прошлое, потом — кошмар».
2. Джиаль Джаефа, Йен, Южный архипелаг
На центральной площади Йена перед Дворцом Правительства колыхалось море голов, покрытых кепи и котелками, платками и соломенными шляпами. Люди волновались, шумели, пытались протиснуться ближе к деревянному настилу, за одну ночь сколоченному под балконом, сажали на плечи детей. Они выдыхали страстное нетерпение, они источали запах потного возбуждения. Они ждали свершения таинства революции. Но патрульные в синих суконных мундирах стояли двумя плотными шеренгами, спина к спине, и сжимали в руках винтовки. Толпа накатывала на них и в ужасе шарахалась назад.
Джаефа-джэш наблюдала за этим, лежа на крыше. Балкон четырехэтажного белоснежного дворца был виден ей прекрасно. Скоро генерал Гаррет покажется на нем — толпа замрет и затаит дыхание. Так происходило каждый раз, когда к народу обращался новый правитель. Так же произойдет, если власть снова сменится. Неважно, кто и как попадает на этот балкон. Он выходит, он поднимается над толпой, и люди внизу жадно ловят каждое его слово.
Джаефа-джэш не раз видела Гаррета. Видела его ухоженные тонкие усы, идеальную выправку, безупречно сидящий мундир. И всегда подозревала его, но ни в чем не могла упрекнуть. Плохо, потому что вот он — на балконе. Правительница Вирджиния похоронена в безымянной могиле, и множество известнейших людей Южного Архипелага разделили с ней место упокоения. А те, кого смерть не прибрала, заперты в Дегартских лабораториях. Лежат на нестеитовых подушках. Лишь немногим удалось спрятаться, как ее госпоже.
Госпожа хочет знать, как высоко знамя генерала взвилось над Архипелагом, как далеко тень его поползет дальше. Джаефа-джэш послушает Гаррета. Послушает, почему стервятники кружат над Восточными островами. Послушает, для чего он так стремился на этот балкон.