Собравшихся Эва знала поименно, некоторых лично, и никого так близко, как господина Вилриджа. Хотя — нет, еще одного юношу — Эрика Хайса, губернатора Берна, она тоже раньше встречала не раз. Его мать Алисия, верховная жрица Храма Судьбы, наставляла Эву во время учебы в закрытой школе в Алуме. С Эриком они тоже беседовали на религиозные темы. Позже, уже дома, Эва несколько переосмыслила свое отношение к учению, но в минуты отчаяния и грусти все равно вспоминала стихи священной книги. И по папе с мамой читала… Нет, сейчас не время об этом думать!
Дебора засвидетельствовала ее способности перед почтенным собранием, и каждый его участник поставил подпись на золотистой гербовой бумаге. С этой минуты она правительница. Формально. А время покажет, что получится на самом деле.
На этот раз Эву вез в Стену поезд. Личный состав господина Вилриджа. Она никогда бы не подумала, что в яблочном захолустье существует подобная роскошь. Хрустальные слезы светильников на стенах позвякивали в такт перестуку колес. Красное дерево столешниц гармонировало с темным бордо обивки кресел и диванов. Витражи в оконных рамах сыпали внутрь теплые пятна, и только шорох капель напоминал о дожде снаружи. В вагоне-гостиной осязаемо гудело напряжение. Губернаторы расположились группами: в дальнем углу тихо спорили о чем-то, за центральным столиком в молчании пили чай.
Эва сидела между господином Вилриджем и госпожой Корриа, сцепив пальцы в меховой муфте, любезно одолженной у дочери оссенского губернатора. Золотая цепочка с кулоном в виде рыбы, глотающей жемчужину, тоже принадлежала Евгении, как и серьги. Впору было чувствовать себя побирушкой, хотя Эва ни о чем не просила. Интересно, что осталось от денег ее семьи? В каких они банках?
Карлица повернулась к ней и поманила ладонью, Эва наклонила голову.
— Расслабьтесь, губернаторы пока не замышляют ничего против нас. Они даже не знают, что мы задумали. Их больше тревожит вчерашний мятеж и предстоящая эвакуация, — прошептала Дебора.
— Вот переложу груз ответственности на своих советников — тогда и расслаблюсь. Мне же не доверят вести войну.
— Нет, но от чувства вины это не спасет. Впрочем, если сегодня вы одержите победу — ее у вас никто не отнимет, нет-нет. И хотя порой вы кажетесь испуганным ребенком, но ваши острые зубы я уже видела. При правильном подходе рано или поздно принимать решения вы начнете сами, если захотите, конечно.
— Я собиралась стать врачом, как мой отец, и помогать людям. Исполню хотя бы вторую половину моего желания, раз уж Судьба так сложилась. Папа бы одобрил.
— Даже манипулятор получает не все, что хочет…
За окнами потемнело, и в вагон просочился запах дыма. Поезд пошел наверх, сбавляя скорость. Эва улыбнулась: тот самый тоннель.
Темноту сменил желтый свет газовых ламп. Кованая вязь арок, гулкие лестницы, караулы патрульных. От станции внутри горы до зала за высокими дверями — Стена Эву уже не удивляла. Если все получится — сколько людям тут прятаться? Месяц? Год?
В первом зале, предназначенном для ожидания и перерывов, Эва отдала Деборе муфту, поправила волосы у огромного зеркала, сделала несколько глубоких вдохов-выдохов. Выждала, пока частота пульса снизится, вена на виске перестанет пульсировать. Произнесла «я готова», чтобы услышать, как звучит голос. Карлица кивнула ей, и патрульные распахнули двери.
— Эва Лари Эллусеа… Брайс, правительница Северного архипелага! — объявил секретарь, едва не споткнувшись на второй фамилии.
На лицах большинства присутствующих отразилось недоумение. Эва нашла глазами господина Доменика и едва заметно улыбнулась. Ей удалось привыкнуть за утро. Губернаторам потребуется больше времени. Мэрам Стены, судя по всему, тоже.
Эва положила ладони на холодную поверхность трибуны. Поприветствовала тех, кто сидел в зале. И потянула тонкую за ткань реальности. Что вы чувствуете, господа?
Недоверие. Зависть. Обида. Презрение. Эва едва не начала ощущать их сама. Но они не боялись! Они совершенно не боялись того, что случится, если генерал Гаррет победит! И тогда она решила рассказать им, как горел Стэнвенф.
Но начала, как и было запланировано, с отмены «Закона об изоляции». И пока говорила, чувствовала, как закипают губернаторы.
Ее это уже не испугало. Она переживала их гнев много раз — вчера, в кровати, сегодня утром, в поезде — Эва только и представляла, как произносит «мы отменяем закон, который держал взаперти целый народ.»