— Я могу помочь?
— Нет, милая, ты и так устала за день. Мне поможет брат, — она хитро покосилась на Мора, — Он весь день слонялся по комнатам и бездельничал.
Мор вздохнул и пошел за Маргарет, а Эва опустилась на стул и осмотрелась. Комната выглядела точно так же, как в ночь, когда она оказалась здесь впервые. Точно так же мрачно: свет шёл только от ламп и газовой жаровни, которая, вероятно, служила для обогрева. Точно так же однообразно: металлическая мебель, вазы, даже статуэтки — все в оттенках меди и латуни. Часы на стене показывали без четверти пять, но Эве казалось, что уже поздний вечер.
В такое время она обычно возвращалась домой из университета. Естественнонаучный факультет стоял на вершине холма, над Хрустальным каналом. Кампус тонул в парках, нежно-зеленых по весне и красно-золотых по осени. Клены соседствовали с северными акациями, голубые галатские сосны стояли, собравшись в группы, как заговорщики. Вдоль дорожек росли кусты снежноягодника, звездника и птичьей крови. В легких сумерках, когда газовые фонари еще не зажигались, светящиеся ягоды создавали волшебную атмосферу. А с океана тянуло свежестью, солью и рыбой.
Если Эва не вызывала дилижатор, то всегда прогуливалась пешком до канала. Она проходила этот путь по парку в одиночестве — так как не смогла завести ни дружеских, ни даже сколько-нибудь приятельских отношений с другими студентами. Часть из них были редкостными оболтусами, родители которых вкладывали огромные средства в развитие университета лишь затем, чтобы их разбалованные детки получили степень. Степень позволяла после пристроить их на государственные должности. С этими людьми Эва даже не пыталась найти общих тем. Её учеба увлекала, она хотела стать хорошим врачом. Но те, кто пришел в университет за знаниями, тоже не желали водить с ней дружбу. Ведь копаться в трупах, нюхать мочу, размазывать по стеклам кровь, ставить химические опыты — это совсем не женские занятия. И юноши справедливо считали Эву чудачкой при богатом папе-профессоре.
Тогда, медленно прогуливаясь по дорожкам университетского парка, Эва очень жалела, что у нее такой ужасный брат, и нет сестры. Сестрой она собиралась однажды назвать Катти Лавенго.
Они были подругами в закрытой школе госпожи Талленоа в Алуме. Даже после того, как Эва уехала домой, продолжали переписываться, делясь секретами и планами. В один из визитов Катти познакомилась с Карлом.
При посторонних брат был учтив и вежлив, даже галантен. А еще, нужно признаться, он был красив. Высокий, мускулистый, широкоплечий, всегда подстриженный, побритый и одетый по последней моде. На нем одинаково хорошо сидели повседневные костюмы и патрульный мундир. Если воротничок не держал форму или стрелка брюк казалась Карлу недостаточно острой, он бил слуг. Если заканчивался одеколон — он устраивал скандал. Папа не видел этого, папа постоянно пропадал на работе… Слуги не жаловались, потому что им очень хорошо платили.
Карл любил говорить о людях гадости за спиной, охотиться с собаками и проводить смотры. Кажется, больше ее брата ничего не заботило. И каким образом он дослужился до главы городского патрульного корпуса, Эва могла только гадать.
Легкими взмахами длинных ресниц, оброненным вовремя зонтиком, случайным касанием руки — а может и чем-то еще, чего Эва не замечала и не понимала — Катти очаровала Карла, и он сделал ей предложение. Брат возил невесту на охоту, водил на выставки и в театры. Катти постоянно болтала о будущей свадьбе, новом особняке, детях. А ведь раньше они обсуждали куда более интересные темы: вместе хотели открыть сиротский приют, отправиться в путешествие по столицам Архипелагов. Катти писала стихи. Теперь Эва перестала ее понимать, хуже того, почувствовала себя уже не подругой, а так — приложением к брату.
Но Карл погиб, Крессильн сдался, замуж вышла сама Эва. О судьбе Катти можно было лишь гадать.
Найдутся ли общие темы у них с Мэг? Мор рассказывал, что она служит секретарем мэрии Стэнвенфского сектора, то есть правой рукой своего отца. Если она разбирается в политической кухне, то сможет помочь Эве не стать марионеткой в губернаторских играх. Принятые законы можно отменить, а правителя убрать. И ее уберут, как только сочтут нужным, если она не укрепит позиции. Свобода венси сейчас — просто закорючки на бумаге. Чтобы люди действительно вышли из Стены, придется продержаться до победы над генералом. И не позволить им погибнуть… Хотя что она в этом понимала?
— Вы очень некстати решили поставить на место Фердинанту Эдоллеа. Извинений приносить мы не будем, но впредь, Эва, держите себя в руках, — назидательно произнес господин Вилридж, когда они закончили обедать. — Да, у нее четыре дирижабля — и каждый нужен нам. Вы же не словами собрались воевать.