Война предсказуемо началась с череды поражений.
Радовало то, что репортеров венсийских газет не сильно-то интересовало происходящее вне Стены. Заголовки «Вестников» мало отличались от сектора к сектору: «Будут ли йенцы работать на наших заводах?», «Беженцев — в отдаленные сегменты сектора», «Продукты по распределению — на сколько их хватит?», «Хаденс отдает мастерские под жилье для йенцев».
Бо сложила газету и покрутила в руках белоснежный кружевной зонтик от солнца. Она надеялась выйти с ним из Стены, когда все закончится. Надежда, вот что сейчас нужно людям, после всех потрясений. Будь Бо журналисткой, она непременно написала бы какую-нибудь обнадеживающую статью!
45. Кассида
Касси сидела рядом с Яном на узкой железной скамье, отгороженной от остального помещения решеткой. Ныли руки, скованные железными браслетами. Урчал живот, хотя утренняя каша показалась Касси вкусной. Но это, может, с голодухи — сейчас она готова была сожрать даже кислую фасоль, от одного вида которой раньше едва не выворачивало.
У дверей и по сторонам от их скамьи стояли вооруженные винтовками и саблями патрульные. Основательная предосторожность против двух заключенных, один из которых страдает от воспаленной раны…
Касси никак еще не могла взять в толк, почему их перевезли из Оссена в Стену. Ладно, если бы судили ее отдельно за нарушение «Закона об изоляции». Но вроде они с Яном — политические… Сутки они провели поодиночке в сырых и душных клетушках, слушая, как за перегородкой проходят поезда. Яну становилось все хуже, сегодня он с трудом поднялся по лестнице, когда их вели на суд.
На трубопроводе, вероятно, случилась очередная авария: коридоры едва освещались, вентиляция работала плохо. Свет в зале заседаний обеспечивали керосиновые и масляные лампы разных размеров, в изобилии расставленные по табуретам в проходах. Только вот они-таки едва разгоняли мрак. Тени тянули щупальца к людям из углов и ниш, из-под лавок и кресел.
Лица выглядели зловеще. Касси не находила на них и тени сочувствия. Состав заседателей тоже казался странным: по одну сторону от прохода сидели йенцы, по другую — венси.
— Мне ужасно-таки жаль, что я помешала тебе спастись, — пробормотала она, склонившись к Яну.
Один из патти злобно покосился на неё. Хорошо хоть не ударил, с них-таки станется. А уж как Касси хотелось вскочить и плюнуть в обвинителя, который излагал суть дела! Они же с Яном все честно рассказали на допросе! А этот гад порет чушь о подстрекательстве… Она с трудом сдерживала свои порывы ярости, и подавляла желание рыдать от бессилия.
Обвинитель долго распинался о месте квени в жизни государства, о месте венси, которым нигде не место, и о виселице, на которой самое место прихвостням генерала. Касси подскочила было с криком:
— Мы не люди Гаррета! Ян спасал ваши…
— Научите обвиняемую молчать, когда её не спрашивают! — перебил судья.
Один из патти толкнул Кассиду прикладом винтовки в живот, и она плюхнулась на лавку, хватая ртом воздух.
— Призываю заключенных к порядку! — громко произнёс садист в мантии. — Неуважением к суду вы усугубляете свою вину. Продолжайте, господин обвинитель!
И тот продолжил. А после пошла череда лгунов-свидетелей. Один, низкорослый плотненький юноша, утверждал-таки, что Ян с подельниками являлся представителем продавшихся генералу воров и жуликов. Другой, старичок со свиными глазками, начал было вещать о том, что от венси нечего ожидать, кроме провокаций, но был остановлен весьма красноречивыми покашливаниями как самого обвинителя, так и судьи. Он тут же исправился и стал говорить не обо всех, а конкретно-таки о Кассиде, как о представительнице смутьянов и мятежников. Под конец старичок разошелся и заключил, будто госпожу Флеминг выгнали даже из Стены.
Выделенный им с Яном адвокат все же не выдержал и заявил, что последнее пока является не более, чем домыслом. Защитник, надо сказать, был-таки довольно неплох: юн, амбициозен и красноречив. Но пока он говорил, по лицам уродов в зале блуждали мерзкие ухмылки.
Таки, суд превращался в фарс!
Эти зажравшиеся йенцы — жалкие придурки! Их слова — полнейший бред. Их свидетели — просто прохожие, которые о мятеже от соседей слышали!
— Господин Вилен, — обратился к Яну обвинитель. — Суд готов выслушать ваше чистосердечное признание с раскаянием. Вы значительно сэкономите нам время.
Квени встал, ухватился здоровой рукой за решетку, прочистил горло. Голос его звучал негромко, и в зале воцарилась тишина.