— Выросла? Что за пустяки!
Ей болтать некогда. Если я не намерен войти к ней, так нечего мне дольше стоять здесь и других отваживать.
Я назвал своё имя, напомнил ей задний двор, маленькую Ганну, всё, что я знал.
— Давайте, войдём в комнату, поболтаем с вами, — сказал я.
Когда мы вошли, она сказала:
— Поставили бы что-нибудь выпить, а?..
Вот какой она была.
— Вот если бы Ганна была теперь с нами! Посидели бы мы втроём, о том, о сём поболтали бы.
Она крикливо рассмеялась.
— Какой вы вздор несёте! Прямо как ребёнок!
— Разве вы никогда не вспоминаете Ганну? — спросил я.
Она с бешенством плюнула.
— Ганна, Ганна! Вечно вы с Ганной! Не считаю ли я её всё ещё ребёнком! Всё это с Ганной осталось далеко позади, и чего там ещё язык чесать об этом! Лучше бы заказали чего-нибудь выпить.
— Охотно.
Она встаёт и выходит в другую комнату.
Кругом из соседних комнат слышны голоса, шум пробок, брань, тихие вскрикивания. Двери открываются и закрываются, то и дело в коридоре зовут прислугу и отдают ей какие-то приказания.
Элина вернулась в комнату; она захотела посидеть у меня на коленях, закурила папиросу.
— Почему мне нельзя посидеть у тебя? — спросила она.
— Потому что я не этого хочу от вас, — ответил я.
— Ну, так заплатите за вино и уходите.
Я сказал:
— Посидим спокойно и поговорим. Конечно, я уплачу вам за это время.
И я дал ей денег, — не знаю сколько, но довольно много.
Она сразу присмирела, стала послушна и тихо уселась. Но разговор у нас не клеился. Когда я задавал ей какой-нибудь вопрос, она, прежде чем ответить, затягивала какую-нибудь песенку или закуривала папиросу. О прошлом она и слышать не хотела. Скверный, грязный двор — есть о чём вспоминать! А можно ей позвать жену служителя — она там в коридоре — дать ей стакан вина?
— Конечно, можно.
— Я вам скажу, жена служителя — это моя мать. Она для услуг при нас, при девушках. Это я ей помогла поступить на это место. Она здесь здорово зарабатывает.
Она отнесла стакан вина в коридор и вернулась обратно.
— Твоё здоровье, старый друг! — сказала она.
Мы выпили вина.
Ей опять захотелось сесть ко мне на колени.
— Верно, вам всё-таки уже надоело здесь? — спросил я.
— Надоело? Нет. А почему мне нельзя посидеть у тебя?
— Вы здесь давно?
— Не знаю точно. Э, да всё равно! Твоё здоровье!
Мы выпили. Потом она опять без голоса затянула какую-то глупую песенку, что-то из обозрения.
— Где вас научили этой песне?
— В Тиволи[2].
— Вы там часто бываете?
— Да, когда есть деньги. А теперь у меня ни гроша. Хозяйка хотела с меня сегодня получить. Хозяйка так обирает нас, так много требует, что для себя у нас ничего не остаётся. Ты можешь дать мне ещё немного денег?
К счастью, у меня было немного, и я дал ей.
Она взяла деньги, но совершенно равнодушно, не поблагодарив меня; может быть, внутреннее чувство было у неё, и она затаила его. Она попросила меня потребовать ещё бутылку вина. Видимо, она собиралась основательно нагреть меня.
Вино появилось.
Теперь ей захотелось похвастать мной перед другими и пригласить сюда ещё несколько девушек, чтобы угостить их вином. Девушки пришли. На них были короткие, туго накрахмаленные юбки, которые шуршали при каждом движении, у них были обнажённые руки и короткие волосы.
Элина представила меня, — она хорошо помнила моё имя. Она с небрежным видом рассказывала, что я ей дал много денег, что я её добрый старый друг, и что она может попросить у меня столько денег, сколько захочет. Так было всегда. Ведь я человек богатый.
Девушки пили и тоже расшумелись; они говорили ужасно двусмысленные вещи, то та, то другая затягивала какую-нибудь песенку. Элина начинала ревновать, и когда я заговаривал с кем-нибудь из девушек, её тон становился ворчливым и нелюбезным. Но я нарочно обращался к другим девушкам, чтобы сделать Элину разговорчивее, — мне хотелось поглубже заглянуть в её душу. Но это возымело совсем не то действие: она откинула голову назад и сделала вид, точно занята чем-то. Потом она схватила кофточку, оделась и собралась уйти.
— Вы уходите? — спросил я.
Она ничего не ответила, с надменной миной напевая про себя какую-то мелодию, и надела шляпу. Вдруг она открыла дверь в коридор и крикнула:
— Гина!
Это была её мать.
Она пришла, тяжело ступая и шлёпая широкими туфлями. Она постучалась, вошла и остановилась у двери.
— Ведь я говорила тебе — каждый день вытирать пыль с комода! — очень решительно сказала Элина. — Это свинство! Такой уборки чтоб у меня больше не было! И фотографии, те, что сзади, надо тоже вытирать каждый день тряпочкой.
2
Тиволи — здесь: увеселительное заведение в Христиании — концертный зал, сад с рестораном и аттракционами.