«Не надо его злить, – внезапно пронеслось в сознании Шоха, – с ним надо ласковее, аккуратнее».
– Ну, – прищурившись, начал лгать он. – Что-то вижу…
– Ни черта вы не видите, – в отчаянии завопил врач, барабаня пальцами по своим «неопровержимым доказательствам». – Вы не понимаете, что эти снимки похожи? Да, это разные люди, и обращались они с разными проблемами, – он присмотрелся. – Вот тут была восьмерочка с кариесом, а здесь – так просто кусок зубика отвалился. Видите! – вновь заорал он на Шоха.
– Вижу, вижу, – успокоил его Шох. – Но ничего не понимаю.
Шох думал, что теперь его просто ногами затопчут, но неожиданно врач обрадовался.
– А я вам объясню, – произнес он, довольно потирая руки. – Дело в том, что эти зубы принадлежат… – он потянул паузу, -…родным сестрам!
С этими словами он шлепнул на стол перед Шохом две папки – две истории болезни.
– Одну из них вы нашли вчера в пустой квартире, а вторая… Смотрите сами, капитан! – пророкотал он и впился в яблоко. Сок плода щедро брызнул во все стороны.
– Майор… – инстинктивно пробормотал Шох.
На одной медицинской карте чудовищными каракулями было выведено незнакомое ему имя какой-то Варвары Андреевны Авельевой, а на другой… следователь захлопал глазами – Авельевой Майи Андреевны. Шох сунулся в свой блокнотик, пошелестел страницами, растеряно потер переносицу. Имена и цифры плясали у него перед глазами, выстраиваясь в какую-то невообразимую головоломку.
– А… Вот оно что… А это точно?– запинаясь, спросил он. – Она же вроде Андреева? Майя Андреева. Может, это у вас ошибка какая-то?
– Ха! – врачу это даже понравилось. – «Ошибка!» Ошибкой, капитан…
– …майор, – опять успел вставить Шох.
– …майор, может быть все, что угодно – появление на свет, уход из жизни, сама жизнь бывает ошибкой. Но в моем архиве ошибок не бывает никогда! Эти дамы – родные сестры. Были… Вот так-то, капитан! – пропел стоматолог.
Внезапно он повернулся к Шоху.
– А теперь знаете, что вам надо делать? Тот заглянул в прозрачные глаза и затих.
Вызванный Кариной врач приехал очень скоро. Пожилой обаятельный старичок с окладистой бородкой и добрыми глазами. «Прямо как с картинки», – подумал Зис, пожимая теплую и мягкую руку.
– Здравствуйте, я Федор Артемьевич, – представился врач.
– Здравствуйте, – Зис пропустил его в квартиру – Проходите.
На пороге кухни появилась Карина.
– Федор Артемьевич, наконец-то, – она не собиралась тратить время на приветствия и рукопожатия. – Ванна там, больная в спальне.
Показав на обе двери, она поманила Зиса пальцем.
– Послушай, – сказала она, когда он зашел вслед за ней на кухню. – Побудь пока здесь.
– Почему?… – Зис искренне удивился, не понимая, куда клонит Карина.
– Ну, он будет осматривать ее…
– Ах, вот ты о чем, – прервал ее Зис.
Он хотел успокоить ее, объяснить, что… Внезапно он передумал.
– Хорошо. Я подожду.
– Ну и отлично, – Карина быстрой рукой потрепала его по голове и вышла из кухни.
Зис вернул потревоженные волосы на место, достал из холодильника бутылку кефира, выбил пальцем крышку, понюхал и отхлебнул. Он присел на стул, оперся головой о стену и закрыл глаза.
Однажды много лет назад, за городом, они крепко выпили с друзьями и пошли на озеро ловить русалок. Никаких русалок, они, естественно, тогда не нашли, но вместо этого увидели, как над поверхностью воды из воздуха и лунного света возникли высокие длинные фигуры, похожие на свечи в саванах. Зис, с бутылкой коньяку наперевес, стоял пьяный, веселый и голый по пояс, и внезапно всей кожей ощутил холод ночного воздуха и свою полную оглушительную беспомощность и беззащитность. Он мог бежать, кричать, стоять на месте, бить кулаками по воздуху, но он ничего не мог поделать с тем, что прямо к нему, в мертвом свете повернутой во тьму планеты, неспешно приближались эти огромные серебристые призраки. Зис изо всех сил, как в детстве, зажмурил глаза. В его собственной, наступившей под веками темноте, устрашающее видение исчезло.
Открыл глаза Зис наутро. То, что он увидел, тоже было белого цвета– обшарпанный и засиженный мухами низкий потолок номера-камеры в пансионате. Как он добрался туда или кто его дотащил до кровати – оставалось загадкой. У всех участников той попойки два дня трещали головы, никто ничего не помнил, ни о каких свечах на воде не вспоминал, а самое странное, что и никакого озера в пределах пансионата так и не нашли. У Зиса была возможность списать все на алкоголь, употребленный в ту ночь без всякой меры. Чтобы не тронуться рассудком, он так и сделал…
Все это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Зис отхлебнул кефир. Он думал о том, что они все старались, кто как умел. Карина верила в медицину, Валериан решил поверить в Бога, а он сам… Во что верил он сам? В свою любовь? В ее чувства? В то, что человека, который то появлялся, то исчезал на фотографиях, просто не существовало? Что он не наяву, а во сне приходил к нему и заказал за большие деньги сделать снимки спящей Майи? Что все это был лишь туман над водой, тень на стене, чужой сон, приснившийся по ошибке?…
Зис поставил кефир на стол. Чего они все добились? Чего они могли добиться? Маленькие, слабые, смешные люди со своими наивными мыслишками, с поразительными внутренними открытиями, каждое из которых уже совершилось несчетное количество раз во все времена и во всех концах земли. Он сжал кулаки. Его пальцы побелели.
Кто, кто внушил ему мысль, о том, что он, что они все смогут что-то сделать? Откуда взялась эта ложная уверенность? И у кого? У него. У влюбленного фотографа. В кого он влюблен? Кто она? Что он знает о ней, если она сама о себе ничего толком не знает. Ничего…
Он ударил кулаком в стену.
В коридоре грохнула замками входная дверь, и вскоре Карина уже раскуривала сигарету на кухне, сидя напротив него и нервно постукивая пальцами по столу. Зис ждал, когда она надышится дымом и заговорит.
– Он не понимает, что с ней, – произнесла она между двумя нервными затяжками, стряхивая еще не существующий пепел.
Зис молчал.
– Он прекрасный врач, заведующий в клинике, – говорила Карина, не глядя в его сторону.
Зис молчал.
– Ни жара, ни лихорадки, беспамятство какого-то непонятного происхождения. Процессы в организме словно замедлились, – она затянулась. – Он говорит, это ни на что не похоже.
Зис молчал.
– Он не уверен, надо ли сейчас перевозить ее в больницу. Говорит, пока ее лучше не трогать… Он считает, что покой, постель и… привычная обстановка… – и тут Карина замолкла.
Словно два потока мыслей, движущиеся навстречу друг другу, столкнулись в ее сознании. Она замерла. Зис сидел в углу между холодильником и столом и слушал ее. Пепел упал с ее сигареты на пол.
– Скажи, а ты и Майя… вы…
Зис молчал. В глазах Карины можно было проследить весь ход ее мыслей от зарождающихся сомнений, начала догадки и до полного понимания происходящего.
– Так вот оно что… Значит, она… то есть, ты, вы… – Карина запнулась.
Не отрываясь, как будто впервые увидела, она смотрела на Зиса. На его хорошо очерченное худое лицо, впалые щеки, уставшие глаза, на растрепанные волосы, крепкие плечи под тонкой майкой, сильные руки с проступившими швами вен. Карина представила себе, как эти руки… Она встряхнула головой, отгоняя наваждение, и встала. Зис поднял на нее глаза. О чем тут было говорить?
Когда-то давно он вошел в ее кабинет, и у него перехватило дыхание. Карина была хороша, свежа, эффектна, волосы рассыпаны по плечам, шелковая блузка распахнута на груди, но он смотрел не на нее. Он глаз не мог отвести от нечесаной и невыспавшейся Майи. Карина тогда и виду не подала, и вроде совершено не расстроилась. Но постепенно, день за днем наблюдая за своим рослым и спокойным наемником, она поняла, что много бы отдала за то, чтобы эти руки, эти губы… Она вышла из кухни.
Эта ревность была сейчас так некстати. Карина даже не понимала, кого к кому она ревнует. Майя и Зис… Надо же. Это было так правильно и одновременно так неожиданно. Карина должна была бы только желать их союза – эти двое были словно созданы друг для друга и столько времени потеряли, все бродя вокруг до около… Но вместо радости у нее болело в груди.