Мир в ее глазах треснул. И в образовавшиеся щели полетела черная пыль…
– Андрей не убивал меня. Может, и хотел, но он ничего не сделал. Все произошло случайно, – из каких-то глубин донесся до Майи голос Иды. – А вскоре и всей семьи не стало. Постепенно мы все оказались здесь. Зинаида, Варя, я и Андрей. Недоставало одной – тебя.
Майя сидела на стуле, обхватив посиневшими от напряжения пальцами колени. Она не дышала, ее сердце не билось, она словно растворилась, смешалась с воздухом этой комнаты.
– Были способы вернуть тебя… Все плохие. Но твоего отца невозможно было переубедить. Он был готов на все. Но тут все оказались при своем мнении… – она покосилась в сторону Филиппыча. – Тот снимок мог стать ключом, а оказался фальшивым. Копией. Пустышкой. Ничего не вышло. Андрей потерял все. Тебя, себя, надежду на прощение…
Майя посмотрела на отца. Тот встал и зажег фитиль в высокой стеклянной лампе. Майя с удивлением заметила, что в комнате стемнело. За окнами скопилась густая ночь, оттуда не доносилось ни шороха, ни звука. Отец подошел к стене и высоко поднял лампу над головой. В темноте проступили изображения, которые Майя уже однажды видела. В неверном освещении прекрасные многофигурные композиции каменного барельефа колебались, словно были живыми, двигались или танцевали. Отец повернулся к Майе.
– Ты знаешь, что это?
Майя сначала кивнула, потом подумала и отрицательно покачала головой. Она не отрываясь, смотрела на отца. На его осунувшееся лицо, на глубокую морщину, рассекшую лоб.
– Когда-то прекрасный райский сад опустел. Жизнь и свет ушли оттуда. Он умер, древо высохло, растения завяли. Мертвые цветы взошли совсем в другом месте. И другие силы населили этот сад. Посмотри, – сказал он Майе.
Она проследила в направлении его руки. Высеченные из камня фигуры людей тонули в живописных зарослях. Стебли обвивали их тела. Листья и соцветья сплетали затейливый узор над головами. Майя с недоумением перевела взгляд на отца.
– Я не понимаю…
– Он стал местом, из которого нельзя выбраться. Замкнутым лабиринтом. Западней. Мы не можем выйти отсюда. Наши ошибки – это наши ловушки. Стебли и стволы этих растений свивают прекрасную… клетку. Здесь опять есть время. И оно очень медленно течет. Мы вынуждены оставаться здесь. И ждать.
Он опустил лампу. Черный дым поднялся кверху и растворился в темноте.
– Если бы ты была с нами… со мной, возможно, этот сад вновь стал бы райским. Без тебя он черный и пустой.
Майя присмотрелась. В глазах отца стояли слезы. И она шагнула к нему. Прижала ладони к его вискам. Она знала, что нельзя дать его слезам пролиться. Майя приникла к его груди, вдохнула такой знакомый запах, и ее веки сомкнулись…
Возможно, прошло мгновение. Возможно, вечность. Возможно, смерть и есть необъяснимое колебание материи, когда кажется, что всего лишь упала капля, а для всего мира прошли столетия…
Когда Майя открыла глаза, отца уже рядом не было. Он сидел вместе со всей семьей за столом. Майя смотрела на них, переводя взгляд с матери на Иду, с нее на отца, на сестру, на Филиппыча. Она внимательно всматривалась в родные глаза, знакомые лица, в положения рук и тел. У нее похолодели кончики пальцев. Все они сидели молча, спокойно, сосредоточенно глядя перед собой, и даже шкодливая Варвара затихла.
– Подождите, – с трудом произнесла Майя. – Подождите… Какая-то фотография и этот чертов сад… Я ничего не понимаю… Это же мой дом. Я хочу здесь остаться! Мне некуда идти. Я столько лет искала его. Вас. Нашла. Все вспомнила! Почему же вы теперь молчите?…
Волнение поднималось у нее в груди. Варя обвела взглядом семью и вздохнула. Опять надо было все брать на себя.
– Все не так просто… Понимаешь, Майя, ты уже не с нами. Дело ведь не совсем в той фотографии. А в том, что ты не с нами, ты уже давно в том, другом мире. Там люди, которые любят тебя. Они – твоя семья. А мы…
– А вы – тени прошлого? – Майя встала. – Понятно, вы здесь все решили, а меня кто-нибудь спросил?
Майю душили подступающие слезы.
– Не мы все решаем, Майя, – произнесла Ида.– Даже когда нам кажется, что решаем мы, это совсем не так.
– Но зачем я тогда здесь?– шепотом, боясь сорваться в рыдания, спросила Майя.
– Чтобы вернуть воспоминания. И освободиться. И избавиться от нас – «теней прошлого», – улыбнулась Варя.
– Но… – Майя растерянно посмотрела на отца.
– Всему свое время, – его голос звучал спокойно, но когда он поднял на нее глаза, она увидела в них печаль неизбежной разлуки.– А пока… Ты проснешься, откроешь глаза, и тебе все покажется сном. Одним сном, который так долго тебе снился…
Из глаз Майи хлынули слезы.
– А если я не хочу! Я не хочу. Мне не нужен сон! – прокричала она сквозь рыдания. – Мне не нужны воспоминания. Мне ничего не нужно! Мне нужны вы! Я хочу остаться! Здесь! С вами! С тобой! С мамой! Навсегда!
Удар. Она подняла мокрые ресницы. Майя одна сидела в почерневшей от времени пустой комнате. Стол покрывали истлевшая скатерть и слой пыли, надколотую посуду затянуло паутиной. Из углов поднимались какие-то шорохи, ото всюду слышались торопливые шаги, хлопали двери, кричали птицы…
– Майя! – доносилось со всех сторон. – Майя, где ты?!
– Отец… – произнесла Майя, вставая.
– Мама! – закричала она. – Отец!
И тут раздался удар. По стенам во все стороны разбежались трещины, пахнуло султанами пыли, с потолка полились струи осыпающегося мела. Еще удар. Стены начали крошиться, ломаться и складываться. Майя вскинула руки навстречу надвигающемуся потолку. Дом обрушился на ее голову потоком камней. Майя исчезла.
Эпилог
Несколько высохших кленовых листьев увязались в стайку и, покружив по мощеной булыжниками дороге, вильнули вслед за ветром куда-то в сторону.
Осень все еще держалась в отдалении и не наступала. Но и лето прошло. Этот узкий просвет межсезонья встречали молчаливые ряды деревьев, шурша на холодном ветру кронами, густо прокрашенными яркими красками. Они не выглядели спящими, но внутри них, в глубине их стволов, животворные соки текли, замедляясь и сворачиваясь.
Как быстро пролетело лето. Это зимние дни, путаясь в ранних сумерках, заканчиваются, едва начавшись, и от этого тянутся и тянутся с удручающей бесконечностью длинной бессонной ночи. Летний день в городе пробегает незаметно. Не успеешь оглянуться, а уже небо, словно надрезанное исполинской бритвой, вытекает закатом с западного края. Однако эта рана быстро затягивается, и сумерки опускаются на утомленную жарой землю.
Резкий порыв северного ветра, предвестника наступающих холодов, вырвал синюю шаль из рук высокой стройной женщины, выходившей за ограду кладбища. Она поймала запутавшийся в потоках воздуха край и поплотнее запахнула его на груди. У ворот ее ждала машина. Ей пора было возвращаться в город, но она задержалась. Она не могла не заехать сюда сегодня.
«Вот так, – думала она, шагая по плитам дорожки, – еще одна могила…» На этом кладбище были похоронены ее мать и отец, и она часто бывала здесь. Она не верила ни в одну из песен, прославляющих бессмертный путь души, но регулярно приезжала сюда на дни рождения и смерти усопших. Привозила цветы, давала деньги и указания вечно пьяным сторожам, сама наводила порядок в крошечном саду за небольшой кованой оградой. Сидела на скамейке, смотрела на цветы, портреты на камне, курила…
Странно, пополняясь все прибывающими усопшими, кладбище, это средоточие неживого, существовало, подчиняясь законам развивающегося организма. Оно разрасталось, и все новый и новый печальный груз принимали раскрытые жадные земляные рты. Смыкаясь в одних местах, они открывались поодаль, горизонт давно отступил, и ту могилу, которую навещала сегодня эта женщина, уже непросто было отыскать в разветвлении новых улиц этого вечного города.
Перед тем как выйти за ограду, женщина обернулась. Красивое лицо, нежная кожа, прозрачная жилка на виске. Ей было немногим больше сорока. Она спокойно смотрела на золоченые купола кладбищенской церкви. Купола молча смотрели на нее. Что было в ее взгляде? Гнев, боль, отчаяние, разочарование? Нет. В ее глазах были радость, печаль и высокое осеннее небо. Она улыбнулась и вышла за ворота.