«Нетипичная для этого места», – на ходу отметила «про себя» Ольга, едва избежав столкновения с незнакомкой, автоматически оглянулась вслед, отмечая на ходу – ослепленная солнцем девушка не видит ее, но очень мило прячет улыбку, продолжая свой опасный путь.
Ольга кладет пакет с покупками на соседнее пустующее место, садится за руль и не спеша выводит машину с парковки торгового центра. Прибавляет скорость – за окном ускоряются крашеные бульварные ограждения, ёлки, облетевшие кусты, разноэтажные дома. Ее мысли бегут впереди автомобиля. В них уже не осталось и тени мимолетного происшествия, только легкое чувство грусти светлой, невесомой и непонятной.
«Впрочем, – мысленно продолжает свой монолог сильная и независимая женщина, – отставить хандру. Ибо все временно. Мое пребывание здесь, ваше в карте текущей реальности. Пан Пересмешник зачем-то смешал мои карты и вновь вернул в Городок, от которого я бежала…» – размышляя, она вскидывает брови и пожимает плечами. – «Так не дадим же ему обыграть нас на собственном поле!»
Ольга притормаживает, сворачивает во двор новой многоэтажки и аккуратно останавливается в миллиметре от носа еще более новенького «пежо».
– Ну, привет, – смотрит в глаза бывшему однокласснику.
– Ленинграда?! – ехидно, издевательски рассмеялся пацан. Вокруг шумит праздник имени «первого сентября». Школа украшена цветами, слезами, улыбками. Вокруг спорщиков собирается компания семилетних знакомцев. Незнакомая им темноволосая девочка со смешной, как у Марины Цветаевой, стрижкой, исподлобья глядит на признанного заводилу. За ее спину отступает Джамала, которую здесь тоже никто еще и никогда не видел.
– Из Ленинграда, – твердо звучит голос человека, решившего стоять на своем во что бы то ни обратилось.
Мишка Золотарев смеется:
– Нет такого города! Нам еще в саду это говорили!
– А вот и есть! – не сдается Оля.
– Вруша! Вруша! – ржет группа поддержки.
– Вовсе нет, – авторитетно вступает Катя. – Вовсе не вруша. Просто этот город теперь называется Санкт-Петербург, но многие пожилые люди по-прежнему говорят Ленинград.
– Заучка! – обидно кричит Мишкин друг и корчит рожицу.
– А ты выскочка и дурак! – Катя гордо отворачивается. Мишка с Олькой испепеляют друг друга взглядами.
– Шестая аудюха! – вместо приветствия восхищенно тянет Золотарев, когда не находит достойного определения. Сказать, что подруга детства мажорит, не скажешь – вот на «тэтэшку» можно, а шестая… – он ревниво/любовно проводит ладонью по теплому капоту – это же совсем другое дело!
– Я сначала не поверил, когда услышал, что именно ты на проект приедешь, – вместе шагают к подъезду, поднимаются по ступеням, открывают железную дверь.
– Почему? – Ольга входит в подъезд первой, спрашивает Мишку и сама себе отвечает: – Думаешь, завалюсь?
Третий этаж – лифт ни к чему, шаги гулко отдаются в почти первозданной тишине подъезда.
– За полгода четверо ваших слились, – Миша тащится позади. Ольга злится, понимая, что он непременно пялится на ее задницу, плотно обтянутую американскими джинсами. Потому что и задница хороша и Мишка вполне себе половозрелый мужчина, и то, что он в курсе о негласной, темной стороне Олькиной души, не изменит законов биологии, физиологии или анатомии.
– Я слышала, ты хотел за проект взяться, – она разворачивается на верхней площадке, он спешно отводит взгляд от причинного места.
– Думал, – пожимает плечами, достает связку ключей. – Да передумал.
Ольга смотрит, как он открывает дверь, почти верит ему – «забил?».