— Я сама была немногим умнее, — признает Кампински, отвлекаясь от иных мыслей. — Надеюсь, сейчас… — она разводит руками, подыскивая нужные слова, но обращенные к другому человечку, слова-предатели прячутся по углам, как испуганные дети, и не хотят выходить на свет для развлечения нежеланной гостьи.
— Сейчас все хорошо, — утвердительно кивает Джамала. — И я очень рада встретить тебя.
Ольга делает очередной глоток из фляжки, закручивает крышку, отдает хозяйке.
— Не стоит злоупотреблять. Он слишком хорош для банальной пьянки, — поднимается. — В местном кафе.
— Продолжим в другом где-то? — следом за Ольгой Джамала выходит в сумерки вечера. — Надеюсь, ты пешком? Я провожу тебя. Помнишь, как мы гуляли здесь в темноте?
— Фонари горели через два, и я страшно хотела поцеловать тебя где-нибудь за очередным темным столбом, — хмель развязывает лишние подробности.
— Я понимала, что с тобой что-то творится, но никак не понимала, что именно, — Джамала берет Ольгу под руку, вдвоем идут по оттаявшей и замерзшей аллее. Все, без исключения, фонари исправны. Их свет подобен гигантской качели, то озаряет лица девушек, то угасает вновь, оставляя их в матовом полумраке.
— К тебе? — подходя к дому, сладко/заманчиво спрашивает Джамала. Обе живут на одной улице, через дом. Останавливаются на углу. Ольга смотрит в честные-пречестные лживые глаза и улыбается. «Ты ведь никогда не была с женщинами, не ври мне». — Ты безумно соблазнительна, сказка моя несостоявшаяся, — произносит вслух, ласка в голосе стелется шелком и бархатом.
— Все хотят меня, — многообещающе улыбается другая. — Все хотят сказку, но я к тебе… Сейчас нам не помешает никто….
— Не сомневаюсь, — шепчет Ольга в самое ушко. — И нам было бы хорошо, нереально. Но прошлое мы не изменим, а будущее друг другу подпортим.
Джамала хлопает ресницами, отстраняется:
— Не понимаю!
— Спокойной ночи, — издеваясь, желает циник. Уходя, Ольга слышит темпераментные проклятья в свой адрес, вызывающие в ней безудержный смех.
На темной улице Риту догоняет автомобиль, резко останавливается, слегка скользя на предательской наледи.
— Ну ты бегаешь! — открыв дверь, восхищается Миша. — Еле догнали!
В машине кроме него еще Соня и Золотаревы-старшие. Играет музыка, пахнет чесночными салатами, баней, духами, самогоном.
— Садись давай, — раскрасневшаяся свекровь подвигается на заднем сидении.
— Я к маме! — Сонечка живо перебирается через бабушку. В этой кутерьме свекор успевает бросить внимательный взгляд на невестку.
— За тобой будто гнались, — хмыкает он. Дверь закрывается, Миша ведет машину дальше.
— Здесь в горку, — унимает дыхание Рита. — И домой торопилась.
— А чего так поздно задерживаешься? — вступает свекровь. Сонька обнимает маму за шею, а Рита изо всех сил пытается скрыть свою дрожь. Ее словно озноб колотит.
— Заказ интересный. Засиделась.
— Сколько стоит тот заказ? — скептически настроена женщина.
— Мам, я хорошо зарабатываю, — отвечает Мишка за жену. — Рита может вообще нигде не работать.
— Так и взял бы ее к себе в контору вместо этой таджички. Там тоже ничего делать не нужно, только ногти красить, да начальству кофе варить.
— Бать, надо нам Нину Андреевну начальником отдела кадров посадить, — хохочет сын. — Секретарши будут по струнке ходить и перестанут решать личные дела в рабочее время.
— Она за моей зарплатой шпионить начнет. Нет уж, — хмыкает в ответ Никита Михайлович.
— Мам, я видела королеву, — шепчет Соня на ушко. — Сегодня, когда в садике все спали, я видела ее в рисунках на окне, а потом они исчезли. Ты веришь мне?
— Конечно, солнышко. Мы же барахтались в теплом снегу.
— А другие не верят.
В полутьме Рита улыбается Соне:
— Они просто знают, что “этого не может быть”, и поэтому, даже когда видят что-то необычное, просто не видят его, потому что его...
— Не может быть! — по-заговорщически тихо смеется девочка.
Машина останавливается у больших темных ворот. Золотаревы-старшие и младшие живут по соседству, через забор.
Соня и Рита спешат домой, Миша остается загонять машину в гараж, а Никита Михайлович подозрительно глядит вслед невестке. — «Не такая уж она и фригидная, как ты думаешь».
— На какой такой работе она у тебя шляется по ночам? — не выдерживает все-таки и хмыкает сыну. Миша любовно проводит ладонью по капоту машины и отвлекается на голос отца.
— А?
— Дурак, — с чувством отвечает Михаил Никитич. — То, что она с тобой не спит, еще не значит…
— Перестань, бать! — Мишка резко меняется в лице. — Не начинай! Ритка проверена уже и не раз. Ее просто вообще секс не интересует ни с кем.
— Я тебе говорю, — не унимается отец. — Она сегодня с кем-то была! Мне-то со стороны виднее!
— Спокойной ночи, — давно оставив надежду переубедить отца, Мишка стремится покинуть семейное «поле боя». — Закрой дверь плотнее, когда пойдешь.
====== 7 ======
Глядя в черное зеркало на дне медной турки, Ольга варит кофе. В ответ на нее хмуро косится собственное отражение. После выпитого коньяка неприятно, тупой болью давит виски. Нужно было либо совсем не усугублять, либо набраться в синий блюз, ибо все летит к чертям.
Честно — Ольга в данный момент откровенно сожалеет о капитуляции Золотарева-старшего. О своей, «так называемой», победе.
Лучше бы он зарубил, как других, еще там, в самом начале, но, нет!
Поднимаясь пеной, солнечный напиток грозит вулканической лавой обрушиться на языки синего пламени, доводящие его же до кипения, погасить их и застыть самому в отсутствии огня.
— Как аллегорично! — вовремя снимая кофе с плиты, саркастично усмехается Кампински.
Впрочем, если быть до конца честной, проект еще не одобрен. Его попросту нет в конечном своем варианте. Он еще не родился. Она на сносях, мается бесплодными потугами, а мешает всему вынос мозга, именуемый «личной жизнью», бьет по нервам, выбивает из колеи, проваливая незадачливого архитектора в творческий кризис, когда из всех идей в голове остаются только матерные. Они не рифмуются с новым районом на проблемной земле. Они убивают любое доброе Ольгино начинание в личном, что приводит к вышеозначенному выносу мозга, он – к отсутствию творчества. Порочный замкнутый круг.
Налив кофе в чашку, Ольга делает маленький глоток на пути в комнату. Кофе обжигающе горек. Разложенные на столе чертежи — скучная скатерть исчерканных бумаг. Мертвых. Абсолютно.
«Как и все мои чувства к кому бы то ни было».
Завернувшись в плед, Ольга впадает в какое-то оцепенение, словно зародыш в тесной и темной яичной скорлупке.
Лежа в темноте с закрытыми глазами, Рита слышит, как в спальню тихо на цыпочках входит муж. Притворяясь спящей, она дышит на счет - так более правдоподобно и менее нервно, что крайне необходимо после сегодняшней мимолетной встречи с Ольгой. Рита панически боялась признаться себе в том, что пошла туда вечером с тайной надеждой на эту самую встречу, что Ольга словно поймала ее на месте преступления своим взглядом, и теперь Рите смертельно стыдно за свой глупый, наиглупейший побег.
Тихая, невидимая возня в темноте - Мишка раздевается, старательно складывает свои вещи.
«Сейчас он уляжется, наконец!» — растет снежным комом раздражение.
Тяжесть здорового, мужского тела продавливает соседнюю сторону широкой супружеской кровати.
«Один, два, три, четыре, четыре, три, два, один», — на вдох и выдох бесстрастно считает Рита, завернутая, словно мумия, в свое личное одеяло. Время от времени Миша еще пытается требовать супружеский долг, но с каждым годом все реже, все четче и нерушимее негласная «государственная» граница, старательно выстраиваемая Ритой.
Прошло время, когда она пыталась переспорить себя, свои «неправильные» желания «правильными». Искала удовольствие в интимной близости с дурашливым Золотаревым. Пыталась доказать самой себе, что он хорош, ведь не зря же все его бывшие хоть и ненавидят, но до сих пор готовы простить. Но никогда она не хотела его так, как сходила с ума от одного только взгляда некоторых женщин. Как горела сегодня в глазах Ольги — воспоминание тут же волной дрожи прошило тело.