«Все меняется в зависимости от того, под каким углом на это все посмотреть. Этакая картинка 3D, калейдоскоп с кристалликами наших душ в постоянно меняющейся картинке судеб».
Два месяца назад здесь лежала заснеженная целина, в будущем поднимутся эко-микрорайоны и парки, а сейчас простираются, цветущие разнотравьем, луга.
«Два месяца назад я сама была совсем другой Ритой и стану еще более другой спустя следующие два месяца». А сейчас…
— … есть здесь одно место, — Ольга сворачивает на проселочную дорогу, оказывается, последние пять минут она о чем-то горячо повествовала. — Не знаю, вернее, осталось ли оно. В детстве мы сюда часто на велосипедах гоняли.
Рита согласно кивает, растерянно смотрит в окно на зеленое буйство. Ее внутренний мир все еще “терра инкогнита”. И если Ольга приобрела от сложившегося союза душевность, то Рита — чувственность. До встречи с Ольгой она жила в невесомости, как бестелесный, безгрешный дух, удерживаемый в человеческом мире лишь гравитацией обязанностей и моральных долгов. Так человек, парящий в вакууме, может отличить горячее от холодного, но вряд ли опишет все оттенки морского бриза, в котором свежесть ветра переплетается с солоноватыми нотами прибоя.
Еще совсем недавно, два месяца назад, сидя на вводном занятии по автокаду и думая вовсе не о нем, Рита признавала, что уже не в силах справиться со своей “хрустальной бездной”, погружаясь в нее все глубже и глубже. Все толще становились стеклянные стены собственноручно выстроенной тюрьмы из долгов и ограничений. Все меньше воздуха оставалось в ее глухом периметре.
«Я не смогла бы выйти за грань сама – слишком долго всматривалась в бездну, и она, уже не мигая, принялась всматриваться в меня, заражая обычное спокойствие равнодушием, апатией, безразличием ко всему. Словно я не жила, а смотрела бесконечное и скучное кино, и вдруг через экран, рампу, рамки Ольга шагнула навстречу, взглянула не в глаза, а прямо в душу, и невидимые стены виртуальной тюрьмы пошли первыми трещинами.
А когда она взяла меня за руку, обрушение вовсе стало неизбежностью, о чем совершенно сейчас, да и никогда, не пожалею.
С Ольгой я стала цельной, чувства души и ощущения тела, наконец, соединились в единую сеть причинно-следственной связи. Мир наполнился гармонией и вместе с ней стал непривычно обнаженным, острым в своих противоречиях».
Машина выезжает на относительно свободную поляну, останавливается перед естественной запрудой с тихим овальным озером, обрамленным задумчивыми ивами.
— Летом мы здесь купались. На том берегу кувшинок тьма. На этом — гравий. Я его тоже рассчитала, — выйдя из машины, девушки оглядываются вокруг. Тишина разливается по зеленым лугам, перелескам и водно-зеркальной глади.
— Что рассчитала? — ежится Рита. Все чаще в последнее время ей становится зябко без видимых на то причин. Ольга сзади обнимает ее за плечи. — Озеро. Оно останется. По моему проекту здесь будет парк. Так что назначаю тебе встречу у него…
Не дослушивая, Рита кусает губы.
— Мы больше не встретимся? – не удерживаются слова.
Оля удивленно поднимает брови, но для того, чтобы посмотреть на Риту, ей нужно отпустить ее, а так не хочется!
— Не говори глупостей. Или?.. — намек на движение. Рита удерживает Ольгины руки, не давая отстраниться.
— Не обращай внимания, дурная шутка, — обесценивает/стирает из памяти, укрывается тишиной.
В глади озера отражается небо, по нему плывут облака. Чьи они? Неба или озера?
«Я просто твое отражение, без тебя пропаду…» — невысказанным теснится самый настоящий крик души.
— Ты поедешь со мной в Питер? — Ольгин вопрос звучит неожиданно. Рита замирает, словно в этот момент она зависла над бесконечной пропастью.
— Дед все-таки добился своего, — не замечая ни пропасти, ни затаившегося дыхания, продолжает Ольга. — Маман съезжает к мужу и собирается торжественно передать мне ключи от старой квартиры.
— Я ненавижу семейные дрязги, — продолжает она после паузы. — В квартирные наследные права я могла вступить еще в шестнадцать, но кое-кто просто физически был с этим не согласен…
— У твоей мамы есть еще дети? — Рита спрашивает первое, пришедшее в голову, чтобы заглушить ехидное разочарование внутреннего голоса. — «Все оказалось банально и просто. А ты думала, она зовет тебя жить с собой?»
— Да, сын, Денчик, — отвечает Оля.
«А ты бы пошла за ней, если бы она позвала? — продолжает внутренний, заглушая внешние диалоги. — Что бы ты тогда ей ответила?»
— Зай? — Ольга чуть прикусывает мочку ее ушка. Рита хмыкает и шевелится.
— Когда?
— Послезавтра, — отвечает первая. — На один день всего. Мы больше времени в пути проведем. А там заберем ключи, посмотрим на хоромы и назад. Я пока не знаю, что буду с ней делать.
Рассуждая, они двинулись к воде, холодной и прозрачной, омывающей серый гравий береговой насыпи.
— Мне, в общем-то, нравится жить в Москве, — продолжает свой монолог. — Я по ней даже скучаю теперь. Немного, — щурится на Риту. Рита бледна и непривычно (слишком) спокойна.
— На следующей неделе презентация твоего проекта? — ровно, как ни в чем не бывало, Рита спрашивает в ответ.
— Да, но это формальность, — отвечает Ольга, каждым волоском ощущая предупреждения сейсмоопасности. — Проект уже подписан.
— А потом? …
В этих двух простых словах огромными буквами вопрос из категории запрещенных. Они не говорят о себе в «реально-социальной» жизни. Они не загадывают на потом и на будущее, потому что будущего, как и прошлого, нет. Есть здесь и сейчас.
Совсем как Рита до того, Ольга кусает губы несказанным: — «Мы не задаем друг другу неудобных вопросов. Согласна?»
—…Согласна, — говорит Рита. — На Питер. Я придумаю что-нибудь.
— Хорошо, — скрывая облегчение, отвечает Ольга. — Поехали?
— Погоди, — Рита достает из кармана монетку. — Я еще раз хочу сюда вернуться. — «С тобой», — не произносит она последние два слова. Монетка летит в воду.
— У моей мамы сегодня маленький юбилей. Я тебя приглашаю, — Рита сегодня какая-то отчаянно странная. Ольга ведет машину, бросает на подругу удивленный взгляд.
— Каким образом?
— Купим мамин любимый торт, наверняка она его ждет, оставив этот выбор за мной. Заберем Соню из сада.
— Я…
— Ты не будешь чувствовать себя неловко. Моя мама очень тактичный человек. Павел Юрьевич тоже, и больше никого на их даче не будет.
Что-то определенно с ней произошло в той жизни, что укрыта неудобными вопросами.
— Что случилось с твоим отцом? — делает предположение Кампински.
— Умер тринадцать лет назад, но это не причина юбилея, — отметает его Золотарева.
— Очень смешно, — хмыкает Ольга.
Рита пожимает плечами:
— Есть куча людей, которые зачем-то отмечают годовщины смерти своих близких. Как будто нет других поводов для того, чтобы их вспомнить.
Расстояние между Городком и машиной стремительно сокращается, соотносительно ему истекает время ответа на поставленный Ритой вопрос. Ольга чуть сбрасывает скорость.
— Не хотелось бы встретиться там с твоим мужем, — высказывает единственную причину.
Последняя фраза нервно смешит Риту. «А ты думаешь, этого хотелось бы мне?» — она хотела добавить что-то колкое и язвительное, но вместо этого привычно кусает губы.
— Не переживай. Он каждый раз с удовольствием пропускает это мероприятие и даже звонить не станет.
====== 11 ======
Легкий шум проходящей электрички растворяется в закате.
Этой даче, наверное, уже лет пятьдесят. Старинный дом с резными кружевами по краю занавешенных тюлем окон. Огромный каштан над беседкой, цветущие вишни вдоль высокого забора.
— Знакомьтесь, Ольга, — представляет Рита, — моя подруга. Диана Рудольфовна, Павел Юрьич.
— Очень приятно, — интерес и удивление Дианы, какими бы огромными они ни были, учтиво прячутся в допустимые вежливостью пределы. — Приятно, что у моей дочери наконец-то появился человек, которого она может назвать своим другом. В данном случае подругой.