— Мы купили твой любимый торт! — бесцеремонно вмешиваясь, спешит обрадовать бабушку внучка. — В нем очень много шоколада! И есть даже вишня!
Признаться, когда это темноглазое чудо впорхнуло к ней в машину, Ольга слегка запаниковала. Два серьезных, внимательных глаза испытывающе уставились на нее.
— Это Оля. Это Соня, — представила Рита незнакомок друг дружке.
— Тетя Оля? — предположила вежливая девочка.
— Лучше, не — поморщилась Ольга. Соня серьезно кивнула.
— Мама всегда готовит жаркое в горшочках, — компания расположилась в беседке. Отсюда открывается замечательный вид на перелески, меж которых петляет река. Над ними тихим, каминным пламенем багровеет закат.
— И один горшочек у нее всегда запасной для самого дорого гостя, — продолжает Рита. После «фирменной» наливки Пал Юрьича ее глаза заблестели. Бледность в лице, наконец, сменилась румянцем, голос стал громче, а реакция на происходящее непредсказуемой.
— Очень вкусно, — вежливо отзывается Ольга. Вопреки обещаниям, именно Рита становится причиной, по которой она чувствует себя неловко. Она вообще сегодня словно не в себе и при этом отчаянно пытается в себя вернуться, но лишь запутывается еще больше, как разноцветные шнурочки в игре-головоломке Пал Юрьича.
— Деда! Деда! А мож не так?! — возбужденно скачет рядом Соня. Оля тоже увлеклась не на шутку странной забавой. В прозрачном пластмассовом шаре переплелись двенадцать веревочек четырех различных цветов. Узел распутывается с помощью двигающихся ручек, которые находятся на внешней части шара. Вернее, распутываться должен…
— А если так? — азартно вертит предмет в руках Ольга, забыв о проблемах, заботах, странностях подруги. — Ваши студенты молодцы, Пал Юрьич, но они просто изверги!
Головоломка захватила всех. За этим иезуитским занятием время пролетело незаметно. Назад в Городок стали собираться уже затемно.
— Остались бы, — пыталась остановить дочь Диана Рудольфовна.
— Нет, мам. Отсюда завтра в сад мы не уедем, ты же знаешь,— зачем-то отказывалась Рита. Ольга могла бы и отвезти, и встать в любую рань, но молчала. Раз странная сегодня Рита так именно решила, значит, так тому и быть. Но уезжать Ольге не хотелось – это факт! Хотелось еще хоть немного остаться в семейном/душевном тепле. Признавая неожиданно удивительную потребность — «Так вот чего мне не хватало, оказывается! Таких вот семейных посиделок!»
«Или детей?!» — тихо-тихо, почти с ехидцей, спрашивает внутренний провокатор. И Ольга очень странно чувствует это его «почти».
— А у вас очень хорошо. Спасибо, что вытащила меня! — очень искренне произнесет она позже, ведя машину по ночной дороге назад к Городку.
Рита притихла на заднем. У нее на руках спит дочь. Отсветы фонарей вдоль трассы мягким матовым светом касаются их лиц, и весь огромный мир вдруг съеживается до этих трех сердец, бьющихся сейчас в одной тональности.
— Пожалуйста, — отвечает Рита. В ее приглушенном голосе Ольге слышатся непривычно-странные нотки. Такой она ее еще не видела, не чувствовала за все недолгое время знакомства. Такой она сама себя еще ни разу не ощущала — отчаянно счастливой и несчастной одновременно. Как у Чехова — и то ли цветов, то ли зарезать кого-нибудь. Знать бы еще, почему?
Машина петляет в лабиринте безлюдных улиц частного сектора, Ольга знает их лучше, чем свои пять пальцев. Здесь она жила когда-то…
— Останови там, на взгорке, — просит Рита. — Дальше не проехать, соседи трубы меняют.
Чувствуя, как кровь ударила в виски, Ольга останавливает машину у крайнего дома.
— А знаешь, кто здесь…. — ее голос тонет в возне на заднем сидении. Выйдя из машины, Рита не хочет будить Соню, устраивает ее на руках.
— Созвонимся, — полушепотом. — Спокойной ночи.
Совсем как Рита, кусая губы, Ольга смотрит вслед торопливой фигуре. Она не успела сказать ей о том, что в этом самом «крайнем» доме прожила всю свою юность, что…
Обойдя машину, Ольга оглядывается назад. Темная, странная фигура женщины, несущая на руках ребенка, торопливо удаляется в ночь. Здесь столько всего было… И это тоже неудобная тема. Да и не важная, что-то другое проходит мимо! Ускользает между пальцев, между... никак не пойму..
Легкой паутиной ложатся на руки подозрения. — «Здесь половина улицы Золотаревых. Разве Рита не может быть одной из них?»
Теоретически – вполне, а по факту?
Ольга категорично растирает подозрения в пыль — только этого не хватало!
«Никак этого не может быть — она другая! Она….»
С женщинами не бывает все просто. В нас слишком много неясностей, чувств, одной нам известной логики, зачастую необъяснимой, выросшей из интуиции, неподвластной математическому расчету.
— И что я сейчас-то здесь делаю??? — Ольга стоит одна в темноте, у крайнего дома, где видят десятый сон ее старики. Где полно ее детских фотографий, а калитка помнит последний, тихий, прощальный стук. Где девочка, чуть старше Ритиной Сони, все обещала себе Ленинград. Где ее больше нет, есть лишь память, идеально отполированная чужим временем.
В непонятном волнении Ольга поднимает к звездному небу глаза — неужели опять бежать, как той Лоле? Но, от чего? От кого?
«От себя не убежишь», — отвечает своим мыслям Рита.
— Ты с ума сошла? — Мишка суетливо берет Соню из ее рук. — По ночам шляешься!
— Тяжелая стала, сейчас отвалятся, — устало выдыхает женщина, встряхивая освобожденные от ноши кисти рук. — Неси в спальню. Я там ее раздену.
Через полутемную гостиную он идет к лестнице на второй этаж.
— Заночевала бы у матери, — Золотарев оглядывается на идущую следом жену. От обеих пахнет костром и автодезодорантом. — Вы вообще на чем?
— На такси. Утром неудобно оттуда в сад.
Маленькая детская освещена тусклым ночником.
— Все, спасибо, дальше я сама.
Мишка кладет дочку на кровать и передразнивает Риту:
— Спасибо. Пожалуйста.
Соня смешно поджимает губы во сне и поворачивается от света.
Отсюда не видно, стоит ли еще Ольгин автомобиль на подъезде к улице.
Когда Рита спускается вниз, Мишка сидит в гостиной за ноутбуком, обложившись вокруг рабочими бумагами.
— У нас полный шухер, — жалуется он, поднимая на жену затертые в красное глаза. — Презентацию вообще перенесли на завтра, и Кампински еще куда-то пропала, не дозвониться!
— По новому району? — Рита слишком устала, чтобы удивляться, но новость действительно ошарашивающая.
— Да. Приедут все. Главный, акционеры, соучредители. От местных вся верхушка городской управы, мэр, и даже не знаю, кто еще. Компании грозит самый глобальный проект в их истории.
— Ой ли? — сомневается Рита. — У них в Москве не было больших строек?
— Таких не было, — сердито отвечает Мишка. — Ты думаешь, только твоя Москва строится? Да здесь новый Городок намечается! Кампински постаралась!
Собираясь до этого заварить себе мятный чай, Рита передумывает, разворачивается обратно, достает из бара начатую бутылку Макаллана и бокал.
— Чего это ты? — удивляется Мишка.
— После наливки Пал Юрьича голова болит, — следует нелогичный ответ. Не скажет же она ему, что каждый раз, слыша от них очередное упоминание Ольги, умирает либо от любви, либо от страха. «А теперь так и вовсе, похоже, час наш пробил».
Мишка усмехается нелепице:
— Ну, конечно, вискарь тебе поможет. И мне плесни.
Ольга заводит машину. Включает фары.
— Расскажи мне о ней, — Рита ставит перед мужем бокал с янтарной жидкостью, букетом которой он вряд ли умеет наслаждаться.
— О ком? — удивляется Золотарев. — О Кампински, что ли?
С подчеркнуто равнодушным видом Рита садится напротив, кивает:
— Да, о ней.
— В школе мы...
Он делает один большой глоток, морщится, ищет, чем бы закусить или запить. Находит остатки недопитого в кружке пива.
— Вместе учились…
Рита медленно вдыхает аромат, греет бокал ладонями.
— А ты истерики устраивать не будешь? — настораживается Михаил. — И сковородки по утрам выбрасывать?