За примером далеко ходить не нужно — первая жена. Красивая, циничная сучка.
Джамале еще ничего не нужно было?
Золотарев вчера удовлетворительно вздохнул с облегчением — значит, я вовремя успел тебя предупредить.
«Но лучше бы ты сдох до того, как успел!»
Отфыркиваясь, Талгат выходит из воды. Купание было приятным. Холодная вода привела тело в тонус, а вот берег на выходе омерзительно илистый. Ноги, чавкая, увязли в черно-буром киселе.
При первом знакомстве Джамала показалась ему почти наивной, неиспорченной, нежно-ранимой. Она словно ждала его всю жизнь — своего кумира, защитника и любовника.
«Как она смотрела! Боги! За один этот взгляд я с первого дня готов был умереть! — голова Талгата вновь начинает раскалываться фантомной болью. — Как реагировала на невинные ухаживания, цветы и даже просто эсэмэски!»
…а в постели! Когда, наконец, добрались до нее…
В постели Джамала оказалась просто божественна. Она умела, знала, желала все, что только Талгатовым телу и душе угодно было.
«Не могла она это сыграть. Она искренне получала удовольствие!» — кричат тело и разум вместе взятые.
«Как и положено профессионалке своего дела», — скрипуче шепчет червячок, подселившийся вчера в ходе разговора с Золотаревым.
—Да ладно, — уже подъезжая к Городку, «утешал» Мишка. — Не переживай ты так. Ты ж не жениться на ней собирался. В личном плане она чистая, никого ничем не заразила. А в остальном… я тебе все по-дружески, честно…
— А не пошел бы ты на… — вновь вздыхает Талгат и тащится обратно в гостиницу.
Вчера он такого понаписал Джамале вместо того, чтобы приехать и встретиться с ней лично, что теперь за сто лет не разгрести. И куда бы ни шагнул теперь, в любом случае будет выглядеть полным лохушником. Кто виноват в этом всем? — ответ известен, но не назван и не радует.
— Рита, ты не забыла? — Диана тщательно пытается смягчить требовательные нотки в голосе. — Ты обещала приехать, как только.
— Мы уже рядом, но еще не в Городке, — отвечает дочь.
Машина летит по знакомой дороге обратно. Позади остается поворот к озеру, впереди пылит колонна тяжелой техники. Легковушка начинает маневр и без труда обходит ее слева.
— Ваши? — пропуская мимо ушей мамин монолог, Рита слегка прикрывает трубку ладонью.
— Похоже на то, — кивает Ольга, чуть исподлобья окидывает взглядом цепочку грейдеров.
На душе отчего-то становится радостно-волнительно. «Мой проект начинается! Это же «Северо-Запад!» — внутри у Кампински затевают дикую пляску невидимые олени, там, где у нормальных людей обычно порхают бабочки, у Ольги ритуальный танец исполняют эти северные красавцы.
— Мам, хорошо… — Рита удивленно поднимает бровки, — как скажешь…
Грейдеры остаются позади. Ауди еще чуть прибавляет скорость, благо дорожное покрытие и отсутствие других участников движения позволяют.
Отключив соединение, Рита некоторое время озадаченно молчит. Может быть, слышит внутренние шаманские Ольгины бубны, а может, пытается не удивляться маминой озабоченности.
— Не отвечать Золотареву ни при каких обстоятельствах, — озвучивает мамино предупреждение и удивленно смотрит на Ольгу.
Кампински, в свою очередь, бросает на Риту поверхностный взгляд, пожимает плечами.
— Так не отвечай. В чем проблема?
— И… Сможешь довезти меня до дяди Стефана? — в голосе Риты еще читается оттенок удивления. — Я объясню, где это.
— Легко, — без условий соглашается Кампински, вспоминает, на чем их разговор прервал звонок Дианы Рудольфовны. — В общем, я сегодня в ночь обратно. Завтра второе совещание по проекту. За вещами сюда планирую добраться к пятнице, и если к этому времени ты не передумаешь…
— А у тебя план квартиры есть? — Рите не интересно развивать тему с «передумаешь», у нее «руки чешутся» скорее начать.
— Да, я сброшу тебе в электронке, — кивает Ольга, — с тебя в ответке список нужного и необходимого в самом банальном житейском плане.
— Утюги и сковородки, — хихикает Рита. Ей передается дикий щекоток Ольгиного ощущения начала грандиозного проекта.
Порыв ветра бросает в лобовое стекло горсть песка. Над раскинувшимся впереди, в низине, Городком сиреневой тенью поднимается далекая стихия. Словно машина несется не в населенный пункт, а навстречу апокалипсису.
Позади девушек еще остается чистое, светлое небо. Прямо над ними мирную синь беззвучно прошивают пики перистых облаков и словно тянут за собой фиолетовый фронт. Издалека он кажется мутной, неясной мглой, и если бы не прицельные порывы ветра, то и вовсе можно было бы подумать о том, что гроза пролетит стороной, останется в поле, далеко и не страшно.
— Ты смотри! — присвистывает Кампински. — Какая здесь красотища у них!
Рита озадаченно отвечает:
— Может быть, мама это имела в виду?
— Вы мне постер напоминаете к одному странному фильму… — дядя Стефан перехватывает девушек на обводной трассе. Его УАЗик, мигающий аварийными огнями, особенно тревожно смотрится на фоне почти фиолетового неба и ветра, волнами бегущего по полевым травам.
— Какому? Здравствуй, дядя!
После семейных обнимашек с племянницей мужчина протягивает руку Ольге:
— Стефан. А вы Ольга Кампински? Наслышан о вас, приветствую!
— Очень приятно, — пожимает его мозолистую ладонь девушка, а в следующий момент ее лицо буквально вытягивается в немом удивлении, ибо она даже в страшном сне не могла представить себе ответа Стефана.
— Малхолланд Драйв, — отвечает он племяннице, — там тоже две девчонки так взволнованно смотрят куда-то в небо.
— Ого! — восхищается Рита. — Да ты, дядя, делаешь успехи!
Ольга обалдело кивает:
— Ндэ, уж…
Нет, Стефан, конечно, не производит впечатление глухой деревни, но и явно не выглядит большим поклонником творчества своеобразного американского режиссера. Тем более самого, на Ольгин взгляд, специфического его фильма.
— И как вам картина? — старается не очень удивленно спросить странного Ритиного родственника.
— Так я не смотрел, мне некогда ,— отнекивается дядя Стефан. — Только постер. Дашутка пишет доклад по творчеству, как его? Дэвида Линча! И мы теперь живем в галерее его героинь и героев. У нас дома все стены теперь заклеены афишами прошлых лет. Я даже знаю теперь точно, как зовут этого американского чудака, ибо если Дашенька начинает свою речь, переходящую в рассуждение и спор с самой собой, еще не такое узнаешь.
Рита живо поддакивает:
— Это точно! А потом она еще с особой строгостью задаст наводящие.
Ольга лишь качает головой — интересные у вас родственники!
— Я сейчас кое-что там поправлю, и поедем — уворачиваясь от очередной горсти песка, принесенной ветром, дядя Стефан пропадает за высоким корпусом собственной машины.
Ольга и Рита остаются одни. Ветер беспорядочно треплет волосы, с губ выхватывает слова и относит прямиком в поле.
— Не прощаюсь, — Ольга наклоняется прямо к Рите, чтобы не кричать. Ее губы вместе с голосом тепло, физически касаются ушка Риты. Это едва не приводит последнюю в глубокий обморок от неожиданного, сильного чувства сладко-острого желания. Прикрыв глаза, Рита вся превращается в вибрирующую басовую струну.
— До встречи, — медным гулом разливается по венам обеих.
Второпях — успеть, пока простыни и пододеяльники вдруг не превратятся в паруса и не улетят с попутным ветром до ближайшего забора, Диана снимает белье с веревок. На ветру оно бьется в руках и пахнет летом, полем, разнотравьем.
Позади Соня прыгает по крыльцу, звонко перебирая слова в детской считалке.
На миг Диане кажется — все это уже было. И это небо, и ветер, и дом на окраине улицы. Только вместо Сони она сама сейчас скачет по струганным доскам недавно сколоченного нового крыльца, а с ветром за белье соперничает мама. Причем в буквальном смысле, словно с хулиганистым мальчишкой, и хохочет, сверкая белыми зубками.
«Мама всегда была очень светлой, жизнерадостной», — сжимается сердце смертельной тоской.