Талгат коротко ответил «на месте».
Вера прислала жаркое приветствие/пожелание доброго утра и скорейшей встречи.
«Странное я существо, — усмехается сама себе Кампински. — И вроде все хорошо, а выискиваешь в слове каждого подвох».
Мозг у Золотарева обязательно выключится — это ясно, как белый день. Ему нужен сейчас кто-то виноватый. Ольга — претендент номер один.
Рита слишком быстро согласилась — значит, плохо подумала или просто поругалась вчера с мамой (Диана — женщина со стальным характером), и это ее решение еще может и будет не единожды пересмотрено.
Талгат «на месте» — ну, молодец! Эти два слова создают жизнерадостный прогноз лицезреть его кисляк всю предстоящую половину дня.
«Хотя можно объединиться с тобой против Золотарева и вообще соскочить потом, оставив вас наедине».
— Только эти засранцы мне весь проект попортят своим «острым личным неприязнем», — Ольга сворачивает на относительно тихую улицу, ведущую к ее району (есть еще время заехать домой, принять душ) — и остается Вера с этой неизменной своей надеждой на любовь.
Проснувшись рано утром, словно очнувшись не ото сна, а от глубокого обморока, Рита поднялась с кровати, открыла окно. С ее второго этажа виден только туман, густой, как молоко и лишь слегка подсвеченный первыми солнечными лучами. Часы констатировали 06:01.
Прихватив запасное одеяло, Рита ныряет в тепло к спящей в широкой «гостевой» кровати дочери.
Утро вечера мудренее — без сомнений!
К общему мнению вчера так и не пришли, но «это уже ничего не изменит. Назад мне дороги нет. Я это признаю для себя, и мама признает со временем».
А творческая часть души уже отпустила все якоря семейного груза проблем. Она уже мысленно сносит фанерные стены бывшей Питерской коммуналки, обдирает до самого кирпича несущие, меняет окна, пол, потолок…
«Странная квартира! — делится впечатлением внутренний голос. — Странная история, этот их круглый подъезд…» — в памяти олицетворение времени застывает в спирали лестничных маршей и уходит куда-то вверх, наверное, до самого Олимпа.
— Питер вообще жутко странное место, — тихо вздыхает Рита, по спирали вновь возвращаясь к исходнику. — «Ремонт и дизайн, это хорошо, но что будет с нами? Со мной и тобою? — перебирает пальцами Сонины волосики. — Ты тоже вырастешь, как и я у мамы однажды. Ты уже чуть-чуть изменилась за тот месяц, что я почти тебя не видела, зависая в своих чувствах и бедах. Ты загорела. Научилась прыгать через ступеньку и еще, совсем как я, закусывать губу, не желая иногда спорить с бабушкой».
Глядя на такую серьезную маленькую дочку, Рита едва сдерживает противоречивые желания — расплакаться, разбудить, зацеловать ее носик сопящий и спросить: — «Солнце мое, что я делаю?»
Продолжением этой именно мысли звучит прямой и недвусмысленный вопрос свекрови. Нина Андреевна одна приехала, без группы поддержки в виде мужа и сына, поговорить с невесткой «заглянуть ей в глаза» и спросить:
— Что ты делаешь, Рита?
Диана оставила их одних, но, наверняка, ходит рядом, за дверью, прислушивается.
Павел Юрьевич со Стефаном и Соней пошли зачем-то на пруд.
— Исправляю ошибки свои, Нина Андреевна, — тихо и твердо отвечает женщине Рита. Но последняя не согласна.
— Ты их делаешь, — отрицательно качает головой. — Новые, ужасные ошибки. Ведь это именно ты начала. Стала сбегать, уходить… Что ты хотела доказать? Чего тебе не хватало?
Странно, но Нина Андреевна словно не помнит их с Ритой последней встречи, когда Рита приезжала за собственными вещами, а сама Нина Андреевна устроила безобразный скандалище с проклятиями, обвинениями.
Может быть, в чем-то она и права, Нина Андреевна. Может быть, даже во всем, но больше всего Рите хочется сейчас встать и уйти, а не переливать в сотый раз из пустого в порожнее. Для себя она уже все решила. Рита всегда была такой – терпеливой, уступчивой, отходчивой, но если доходила до определенной черты, то назад уже пути не могло быть – уходила без оглядки, безвозвратно.
И вместе с тем, как бы издевательски это не выглядело, Рита сейчас могла бы признаться в благодарности бывшей свекрови, ибо ее действия, слова, «бессознательное» помогли Рите с принятием окончательного решения.
«Если отбросить лирику, то, по большому счету, я просто не хочу иметь ничего общего с семейством, передающим ненависть эстафетой из одного поколения в другое. Да, в Соне есть ваша кровь, но воспитание будет только нашим. Моим и моей семьи».
— Я не вернусь, Нина Андреевна, — терпеливо повторяет Рита. — Я не буду с вами спорить. Убеждать или доказывать. Миша замечательный человек и будет полностью свободен, как только даст мне развод. Я не знаю, зачем он тормозит процесс.
— Дура! Он о ребенке в первую очередь думает! — не выдерживает женщина.
— О себе он думает в первую очередь! — отвечает невестка. — О своем ущемленном достоинстве! Да и вы все боитесь признать, что переживаете лишь о том же, а ребенок ему нужен был только, чтобы меня привязать!
Замолкая на полуслове, Рита закрывает глаза, мысленно считает до десяти.
— Пусть всем расскажет, что он меня бросил, — в голосе Риты усталость, словно она долго и далеко несла что-то очень тяжелое. — Мне все равно, а ему, наверное, это поможет.
— Я не за тем пришла, — вздыхает/удерживает Нина Андреевна, — я хотела понять тебя, поговорить с тобой, как с женщиной. Ведь в нас мудрости больше и терпения. — Она долгим, многозначительным взглядом смотрит на Риту, словно ищет зацепку и никак не находит. — Только вижу, что ошиблась. Нет в тебе ни любви, ни тепла. Ты пустая. Мы тебе рангом не вышли?!
====== 27 ======
Когда бывшая свекровь со скандалом покинула дом, Рита с облегчением вышла в сад. Эта женщина всегда душила ее одним только своим присутствием — словно накрывала железобетонным колпаком, саркофагом невыносимо-неподъемным, слепленным из сводов, правил, суеверий и житейской, сермяжной правды.
— Господи, наконец-то! — вдохнула полной грудью чуть сырую свежесть зелени. — Теперь-то они точно от меня все отстанут! Я свободна! Я выслушала всю эту вашу грязь, считаю это платой за выход!
Молодая ведьма в танце утра, в брызгах нового солнечного света под музыку распускающихся цветов и пения птиц — такой увидела Диана свою дочь. Наверняка такой ее написал бы гениальный дед…
«Сумасшедшая! — кольнула черная мысль в самое ее сердце. — Ее дед и отец были гениями, на ком-то же природа должна была отдохнуть!»
— Мам? — слишком открытая улыбка, наивная радость в глазах, которые, и правда, выглядят блаженно-безумными. — Ты чего?
«И ничего ведь не скажешь — она просто не слышит! Гнет свою линию с наивностью Иванушки-юродивого!»
Диана с тяжелым сердцем отводит взгляд — «что мне делать-то с тобой? Если ты и правда не понимаешь, что делаешь».
— Она не знает слова «снобизм», но именно это теперь думает о нас. «Не по рангу!» — смеясь, Рита повторяет особо повеселившие слова свекрови и добавляет собственное к этим ее словам отношение. — Ну и пусть! Мне все равно, лишь бы больше ни у кого и в мыслях не было ко мне свататься. Пусть придумывают себе объяснения, какие хотят. Я со всеми согласна.
— Ты дура? — не выдерживает мать, — Ты, по-моему, совсем сбрендила с этой своей архитекторшей! — «А если не сошла с ума, то просто издевается!»
Возвращаясь мамиными стараниями на грешную землю дня текущего, Рита вновь становится обычным человечком и лишь с улыбкой качает головой, глядя на Диану все еще удивительно светящимися глазами.
— Нет, мам, теперь она ни при чем. Мы больше, пока не вместе, к сожалению. Но… и я теперь прежней не стану.
Диана ничего не ответила, не дослушала, просто развернулась и быстро пошла прочь.
«Нужно что-то срочно делать! Нужно как-то ее спасать!» — из семени сомнений мысль созрела в полную уверенность.
А в это самое время, на своем огородике, разбитом под окнами барачного типа двухэтажки, Катя собирает свежие тугие огурчики, срезает пучок душистого укропа и пару зеленых луковых хвостов. За кустами черной смородины, отделяющими ее земельный надел от соседского, копошится бабка Нюра, укоризненно бурчит себе что-то под крючковатый нос.