Выбрать главу

— Не ваше дело! — громко отвечает-угадывает Катерина.

— Он ей морду изукрасил, а она ему салат, — подтверждением доносится бурчание соседки, оканчивающееся безапелляционным выводом: — Шалава!

Один глаз у Кати и вправду приобрел естественную синюю тень, после жаркой встречи с давно пропавшим мужем, а выражение лица после суток беспрестанной плотской любви стало таким умильно-блаженным, словно у брахмана, достигшего просветления и полной нирваны.

— И горжусь этим! — глумливо кричит соседке. — А вы завидуйте!

«Какой там Золотарев со своими дурацкими требованиями?!» — шагая домой, Катя мысленно удивляется сама себе. — «Ни кран починить, ни трахаться не умеет! Другое дело Серый!»

Как вернулся, так все заработало — Федьку приструнил, полку прибил, Катьку (будь она ненасытна) ублажил и тещу поставил на место, а то вздумала учить уму разуму.

— Сейчас салатик готов будет и можно завтракать, — громко возвещает о своем появлении в маленькой квартирке.

Огромный Серега занимает почти всю Катькину кровать. Он старше ее на три года, а сейчас выглядит и того больше. Лет семь назад приехал в Городок учиться, как раз когда она сохла по убегающему в армию Золотареву, заметил, ухаживал, ревновал, завоевал… И ничего, что после пропадает где-то месяцами!

Напевая себе что-то веселое, Катя даже с припудренным фингалом выглядит до невозможности счастливой — странный народ эти женщины.

Мишка упустил момент, когда Ольга свернула с проспекта. Посуетился, поискал, пока не понял, что потерял ее окончательно. Осознал, что звонить глупо. Поток машин на Садовом не оставляет выбора. Вся наша жизнь – колесо сансары, и мы белками в нем перебираем лапками, выбиваясь из сил, а на деле не движемся ни вперед, ни назад.

Он никогда не любил Москву — слишком пафосно, пыльно и людно. Рита — олицетворение столицы. Умная, интеллигентная, знающая себе цену. Простую вежливость в ее общении с миром и окружающими людьми он воспринимал всегда игрой, притворством. На самом деле считая «Риту милую» просто затаившейся стервозиной.

«Иначе она не отличалась бы от всех этим “непонятно чем”!» — доказывал сам себе то, чего понять в ней так и не смог.

Катька — проста, как три копейки.

Джамала — позолоченный лабиринт арабской вязи, лишь на первый взгляд кажется сложным. На деле — если не найдешь меня, то я в шкафу.

Кампински — даже с ней все не так мудрено, если включить верхнюю голову, как любит повторять отец. Но Рита — это просто кошмар!

Он никогда не знал, чего от нее ожидать, но зачем-то постоянно что-то ждал. И вроде не требует ничего, а держит! Не обещает, но посмотрит, и он готов верить даже ее несказанным словам.

— Ведьма! — шипит Золотарев, злясь особенно на платную парковку.

И вот теперь она, видишь ли, ушла!

И вот теперь он, оказывается, не смог понять ее тонкую душевную организацию!

«Пять лет понимал, и один хер, не смог!!!»

«Дура!» — бессильно бесится мужчина в железной коробке собственного автомобиля.

«Всех смог понять, кроме тебя! Может, дело в тебе???»

Москва-Сити странное место. Оно видится Михаилу помпезной декорацией, построенной для съемок фантастического блокбастера и не больше. Вместо железа и бетона – фанера, вместо стекла – блестящая фольга. И люди здесь такие же статисты-актеры, всего лишь выполняющие эпизодические роли.

«Насквозь лживы, как и ты!» — в каждой прохожей девушке Золотарев сейчас видит потенциальную проекцию Риты. Ведь она действительно могла бы стать любой из этих, которые шастают здесь с деловым видом. Одинокие самки, выбравшие карьеру вместо семьи или караулящие своего миллионера.

«Я тебе мало зарабатывал, что ли?! — возмущается память. — Так ты поэтому на Кампински повелась? У нее денег больше!»

Последняя догадка остановила бешеный скач /срач обвинений.

Миша повторил ее себе вновь, мысленно повертел, ощупывая и разглядывая с разных сторон, пришел к выводу — мужчину нельзя сравнивать с женщиной, а вот уровень дохода можно!

Похоже, хаос, созданный действиями и словами Риты, приобретает, наконец, простую и понятную Михаилу форму. Никакая она не ведьма, сучка с понтами до небес. — «Она хотела бы жить на Манхеттене, а я просто диджей на радио».

Плюнув себе под ноги, он зашагал к сорокасемиэтажному зданию.

Макет будущего района вернее всего было бы поставить в Филиале. Возможно, так и будет со временем, а пока он красуется в просторном Верином кабинете. Где сама хозяйка сейчас занята разбором деловых бумаг и одновременной телефонной беседой.

Скрестив руки на груди, Талгат гуляет задумчивым взглядом по городу, который ему предстоит построить. По площади «Северо-Запад» практически равен нынешнему Городку. По удобству и уюту, без сомнений, превзойдет его. Разноэтажные дома и офисные здания, улочки, дворы, парки, магистрали — все продумано до мелочей и устроено так идеально, что невольно закрадывается крамольная мысль — «а не посещали ли Кампински при сотворении этого проекта какие-нибудь античные боги или призраки великих зодчих?». Ибо для простого смертного (одного) он слишком сложен, слишком хорошо просчитан и интегрирован в имеющееся пространство.

— Здорово, шайтан-апа, — кивает на Ольгино «любуешься?» — Ты вот мне здесь кое-что объясни… — он перехватывает Кампински, прежде чем Вера успевает закончить телефонный разговор и переключиться на самую долгожданную этим утром сотрудницу. Ольга только успевает кивнуть ей «здравствуй» и с головой (и тайным облегчением) уходит в объяснения на Талгатовы вопросы. Такого масштаба проектов в его работе еще не было, а свою работу он, пожалуй, любит больше всего на свете и халтуры в ней не терпит.

«Собственно, поэтому она его и выбрала», — задумчиво глядя на двоих увлеченных разговором профессионалов, с некоторой грустью отмечает «про себя» Вера. Они не замечают сейчас ни времени, ни людей. В их диалог сейчас можно вступить не меньше, чем с уровня Дедала или Имхотела. Да и то, предварительно проштудировав хотя бы пояснительную записку в семидесяти листах.

Время и жизнь беспощадны.

Не так давно Ольга с той же страстью и азартом разбирала с Верой другие проекты Компании. Допытывалась до мельчайших подробностей, горела ими, воспламеняла собой размеренное спокойствие Вериного бытия. Этакая математически точная и эстетически прекрасная быль, рождающаяся с помощью Ольгиных расчетов и видения на глазах у изумленной Веры из первозданного хаоса области данных, которое даже информационным пространством еще сложно назвать. Она неутомима и ненасытна в своем деле. Так кипят солнца и планеты, формируясь на начальном этапе, зарождении — они не могут в это время взять выходной и на пару столетий/дней остановить эволюцию.

«Это не-воз-мож-но», — иногда любила произносить по слогам Кампински, погружаясь в особенно сложные проекты. А Вера знала, что с последним слогом слова-заклинания Ольга уже найдет несколько вариантов как «сказку сделать былью», и это покоряло ее до слабости, до дрожи в коленках.

«Ничто так не стимулирует рабочий процесс, как желание проигнорировать присутствие некоторых сотрудников», — мысленно иронизирует Ольга.

«И законно уклониться от общения с ними», — так же беззвучно мысленно добавляет Талгат, с сожалением отрываясь от обсуждения с Ольгой на начавшееся совещание с основными будущими партнерами. Он еще не все «достал» из головы Кампински, но многое уже увидел ее глазами и практически пощупал собственной сенсорикой.

Золотарев занял место в первых рядах. Вера в президиуме — с высоты своего положения она, словно карту, видит/просматривает складывающийся альянс будущей рабочей группы и давно уже продумала дальнейшие действия, дабы не случилось, как в басне у Крылова про лебедя, рака и зубастую рыбу. На одном гении архитектуры, к сожалению, далеко не уедешь. В этой ситуации с тайными их личными непонятками нужен не столько гениальный, сколько жизненно опытный управленец.