Талгат не писал и не звонил. Джамала молчала тоже. Несколько отвратительных фраз Талгата так и висят между ними. Жаль, что из человеческой памяти их невозможно так же легко удалить, как из электронной смартфонной.
Кампински согласно кивает.
— Да, вчера вечером. Плачет.
Пьяный Ложкин пожимал плечами и рассуждал, глядя в стакан.
— Золотарев всем расписывает, какая она в этом деле жрица, даже завидно. — Он, причмокивая, пил свое пиво, утирая губы тыльной стороной ладони, и поднимал на Исина мутный взгляд. — Ты счастливчик, тебя она первым выбрала. Только чего взъерепенился? Ты же не жениться на ней собирался? Да?..
— Давно дружите? — в Талгатовом голосе Ольга слышит тщательно скрываемую настороженность. Мысленно хмыкает «ревность и сплетни созданы друг для друга!»
— Еще со школы, с первого класса, — в своем ответе старается скрыть снисходительность и буквально прикусывает язык от следующего вопроса.
— А при чем здесь Рита?
Собираясь с мыслями, Ольга сетует на «невозможный утренний московский трафик».
— Она – та самая обсуждаемая девушка Филиала, которая бросает нашего Золотарева, — как может осторожно формулирует свой ответ.
По мере понимания лицо Талгата вытягивается в удивлении.
— Которая с нами тогда?
Ольга кивком подтверждает правильность:
— Тоже да. Теперь понимаешь, почему Мишка так взбесился? Они всем семейством хотят ее задавить, а мы, вроде, помогли ей.
— Не, не очень, — «думает» вслух Талгат, — но… очень может быть.
Ольга не мешает ему, мысленно гоняя собственные сомнения — сказать ли всю правду? И какими личными неприятностями еще это может грозить?
— Собрание переносится в Городок, — Талгат читает вслух поступившее на «загрузившийся» смартфон сообщение.
— Да ну?! — Ольга вспоминает, что не смотрела сегодня ни почту, ни сводки и вообще не знает, где ее «гаджет».
— Ну да, — Талгат перенабирает «секретариат».
Комментарий к 27 Санджовезе – с латыни Sanguis Jovis кровь Юпитера. Один из самых распространенных сортов винограда в Италии.
====== 28 ======
Когда после вчерашнего собрания зал опустел, Вера с Ольгой скрылись в одном направлении, Талгат в другом, а все прочие в третьем, Миша остался для личного знакомства с новоназначенным куратором. Алешин поддержал предложение «по кофе». В результате Золотарев одним из первых узнал об изменении в графике совещаний и встреч.
— Много чего узнал, — на завтрак он пришел к родителям, где своим внезапным появлением едва не довел отца до инфаркта.
— Ты?! Ты же в Москве должен быть сейчас? — подавился своим кофе Никита Михайлович. Нина Андреевна строго сузила глаза.
— Я вчера ночью вернулся, — свежий, выспавшийся, выбритый и как никогда готовый к профессиональным свершениям, Миша садится к столу. — Мам, можно мне тоже кофе?
— Алешин сегодня прибудет, — намазывая масло на хлеб, делится сын. — Наверное, по времени, вместе с Кампински, если не раньше. Нужно подготовить ему встречу. Я обо всем позабочусь и кое-какие распоряжения уже дал.
Его слова прямо эликсиром молодости и бессмертия проливаются на душу пожилого отца.
— Исин, похоже, не в курсе. Все придется самому, но я справлюсь.
— Кто у нас в кадрах сейчас? — Миша искоса поглядывает на Никиту Михайловича. — Нужно уволить Таджичку.
Нина Андреевна, присутствующая все это время здесь же бессловесным свидетелем, переводит на мужа взгляд, буквальной кричащий от удивления.
Последний хмыкает, крякает, мысленно взвешивая ход сына на «за» и «против».
— И я отдал юристу на проверку наш, ее ипотечный договор. — Михаил добивает родителей внезапно проснувшимся «здравым смыслом». — Сдается мне, там здорово переплачено. Хочу разобраться.
Перед работой решает еще один вопрос. Покупает букет цветов, коробку сладостей, подъезжает к старинному дому в историческом центре.
«Диана сказала, что Рита сейчас в Городке», — он стучит в дверь.
— Рит, это я, — как может мягче отвечает на настороженное «кто?» из-за двери. — Я ничего, ты не подумай. Я просто Сонечке сладкого… давно не видел ее.
Он стоит, покорно свесив голову перед закрытой дверью под прицелом «глазка».
Она изучает его и решает «поверить ли?»
Наверняка и соседка по площадке участвует в этом спектакле.
— Если что… я просто оставлю все здесь… — Миша знает, что его слышат. Он делает вид, что собирается положить цветы и коробку на входной коврик. Ответом щелчок замка. Рита настороженно смотрит на законного еще мужа через узкое, приоткрытое пространство.
— Привет, — словно от неожиданности слегка отстраняется он, выдвигает вперед дары, — я, это, вот…
Он выглядит безопасным, мирным, дурашливым.
Рита не верит во внезапно проснувшуюся в Мишке человечность, но взгляду ее его действия сообщают обратное.
— Если разрешишь, я бы с Соней сегодня погулял где-нибудь, — он не делает попыток войти или даже приблизиться, мнется, как школьник перед завучем.
— Разрешу? — удивляется Рита. — С каких пор тебе нужно мое разрешение?
«Она изменилась, — мысленно отмечает Золотарев, скрывая выводы под растерянной улыбкой виноватого мужа. — Она холоднее обычного и сильнее, и еще… так похожа на этих вчерашних сучек из центрального офиса».
— Не начинай, — смиренно просит Михаил — я действительно что-то понял. Я… был неправ, — ему вдруг вспоминается встреча с Джамалой перед выпускным вечером. Она тоже тогда была не его. Тоже красива и бестолкова, как бабочка. Но об этом нельзя сейчас думать, иначе сорвется все, и весь спектакль пропадет зря.
— Ну, хорошо, — соглашается Рита, — во сколько ты заедешь за ней? Я спрошу ее.
— Давай в шесть, — торопливо соглашается Золотарев будто только этого ждал/готовился. — Скажи, что пойдем в парк, на ее любимую качелю.
Рита хмыкает:
— Миш, ее снесли уже год назад. Там теперь комната страха.
Он растерянно/беспомощно хлопает глазами на Риту:
— Да? И? Как мне быть? …
— Тут у вас движуха почище, чем в столице! — за обедом басит Серый. Катя специально прибежала на час из студии, чтобы покормить его и узнать — «как с работой?», заодно выдернуть сына из-за компьютера, умыть и усадить за стол.
— Что ты имеешь в виду? — подливая супа «своим мужикам», она ест на ходу, следит, хватает ли всем хлеба, горчицы, мяса.
— Стройка! Не хочу больше, — Серый отодвигает свою тарелку, взамен получает кружку.— Там, на болотах.
Катька согласно кивает — да, об этом только и говорят все последние месяцы. Моя бывшая одноклассница что-то там нарисовала.
— Фигассе, что-то! — хмыкает мужик — Да там второй Городок будет! В общем, с понедельника выхожу пока разнорабочим, а там, может, на бульдозер посадят.
Федя восхищенно присвистывает, получает от матери подзатыльник и недовольно утыкается в недоеденный суп.
— Я и тебя с собой возьму, — полушепотом, заговорщически обещает сыну отец, — на бульдозере покататься.
— И что обещают? — Катя делает вид, что не замечает эти их «разговорчики в строю».
— Сделку, как и везде, — пожимает могучими плечами Сергей, оглядывается на буфет. — Для Городка нормально. Если так все пойдет, то куплю тебе к зиме новую шубу, а сейчас пока этих подай, чебуреков своих.
Ольга с Талгатом приехали после полудня.
На подступах к Городку отметили строящийся вагончиковый поселок и Мишку в костюме и зачем-то каске, скачущего со свитой по целине.
Алешина нашли уже в офисе, где у Ложкина буквально пухла голова от новостей, которыми он непременно собирался поделиться с «пропавшими в московиях» коллегами.
Слушая в половину уха, Ольга одновременно просматривала новости на внутреннем «портале» и мониторила «сводку событий».
Талгат «висел» рядом, а Ложкин не замолкал ни на секунду, пока в кабинете не появилась Зоинька в паре с незнакомой молодой женщиной.
— Это Маша, — пояснила она на прямой Ольгин вопрос. В повисшей паузе добавила:
— Она у нас пока временно, вместо Джамалы. Но если сработаетесь, то останется насовсем.