По всей видимости, своеобразное раздвоение «Я» свойственно не только небольшому количеству «публичных» личностей, а присуще каждому из нас. И когда оно остается в определенных границах, такого человека нужно классифицировать как абсолютно здорового. Вопрос в том, каковы эти границы. Анализ собственных домов архитекторов, (причем не обязательно созданных признанными корифеями архитектуры) показывает, что разные авторы находятся в разном отношении к этим границам.
В историю архитектуры 20 века заслуженно вошел односемейный жилой дом архитектора Мельникова, спроектированный и построенный им в 1927–1929 годах в Москве для себя и своей семьи. В многочисленных публикациях, посвященных этому зданию подробно рассказывается, почему это произведение справедливо признано архитектурным шедевром мирового масштаба[16-4]. Но хочу отметить еще одну особенность этого замечательного произведения, особенность, на которую редко обращают внимание критики: он для себя делал абсолютно так же, как проектировал «для других». Композиционный объемно-пространственный прием в виде врезанных друг в друга цилиндров он впервые задумал для проекта клуба им. Зуева. А когда клуб стали строить по проекту другого архитектора, Мельников решил использовать такую композицию в своем доме. (Рис. 16–02).
А затем снова полное слияние «Я внутреннего» и «Я внешнего» проявилось у этого мастера еще несколько раз. На основе аналогичной композиции Мельников разработал, блокированный дом, дом секционного типа и дом-коммуну. (Рис. 16–03).
В те годы были популярны идеи домов-коммун, основанные на значительном обобществлении быта и убеждении о неизбежном ослаблении семьи. Мельников и в своем доме спроектировал коллективную спальню, искренне считая, что совместный сон укрепляет здоровое чувство коллективизма. Кровать родителей зрительно изолирована от кроватей детей всего лишь ширмами, не доходящими до стен. Как видим, он жил точно так же, как проектировал для жителей домов-коммун и отдыхающих в санаториях. Мельников – редкий пример человека без раздвоения своего «Я» на внутреннее и внешнее, на реальность и идеал. А его дом – гимн такого единства.
Подобная целостность духа встречается не часто, но все же не является уникальной. В этом можно, например, убедиться на примере выдающегося дизайнера 20 века Джо Коломбо. Все его творчество – непрерывное изобретение архитектурно-дизайнерских мутаций[16-5].
Казалось, что он предлагал решения, в которых невозможно проживать. Но интерьер собственной квартиры дизайнер организовал именно таким образом.
Это была квартира в довольно старом доме[16-6]. Дизайнер сделал не очень большую перепланировку. Бывшие жилые комнаты превращены им в единое пространство, в котором размещены два больших «жилых агрегата» – «Для дня» (Rotoliving) и «Для ночи» (Closingbed) (Рис. 16–04). Подобно своим далеким предшественницам «клозингбед» обеспечивала свой микроклимат, причем не просто физической изоляцией от остального помещения, но и с использованием активных технических средств, позволявших автоматически поддерживать внутри закрытия состав воздуха, влажность, даже запахи и ряд других параметров среды. Благодаря трансформациям жилое пространство постоянно оказывается максимально комфортным применительно к потребностям конкретного момента. Так Коломбо проектировал для всеобщего будущего. И для себя исключения не сделал. Яркий пример отсутствия раздвоения «Я».
Но такое абсолютное единство жизни творческой и жизни личной характерно далеко не для всех архитекторов и дизайнеров. Очень наглядный пример – собственный дом выдающегося архитектора 20 века Филипа Джонсона, которого называют одним из самых ярких пропагандистов архитектуры из стекла и стали. Наиболее известным его сооружением стал спроектированный совместно с Миес ван дер Рое знаменитый Сигрэм Билдинг (Рис. 16–05).
Но не менее знаменит его собственный дом – абсолютно стеклянный одноэтажный параллелепипед (Рис. 16–06). Можно сказать, что это нечто нематериальное, дом-идея, интерьер которого плавно переходит в окружающую природу[16-7].
Критики справедливо заявляли, что в таком доме невозможно реально жить, поскольку нет никакой возможности для уединения, периодически необходимого каждому нормальному человеку. Однако Джонсон в нем действительно жил всю свою долгую жизнь! Так что создается ощущение, что вроде бы и у Джонсона нет раздвоения «Я» на внутреннее и внешнее. Однако оказывается, что совсем рядом со своим прозрачным параллелепипедом он построил другой, кирпичный. Достаточно в любой момент пройти совсем немного по дорожке, и можно преспокойно уединиться на ночь. Можно сказать, что у этого человека тоже два «Я». Они зримо видны, поскольку расположены совсем близко друг от друга. Бывает, что эти разные «Я» начинают настолько противоречить друг другу, что превращаются чуть ли не во врагов. Польский архитектор Шпакович много лет вынужден был проектировать варшавские «хрущёбы». И когда, наконец, появилась возможность сделать жилище для самого себя, это самое «Я внутреннее» сработало не столько в направлении некоего невозможного ранее идеала, сколько «наперекор прежнему». Он сделал свой дом в виде девяти отдельных маленьких блоков (Рис. 16–07).