Ляля Кауфман, дочь Шолом-Алейхема, свидетельствовала: «Отец очень быстро увлекается людьми и так же быстро разочаровывается»[922]. Точность наблюдения дочери подтверждается отношениями писателя с переводчиками его произведений на русский язык. Едва ли не каждый раз эти отношения развивались по одной и той же схеме: первые «пробы пера» очередного переводчика вызывали безудержные восторги, затем следовало отрезвление, а порой и полное разочарование. Иногда дело доходило до конфликтов и даже громких скандалов.
Так, скандалом закончилось взаимодействие с неким С. П. Штейнбергом из Одессы, который на свой страх и риск, не испросив разрешения автора, с мая 1909 года принялся печатать в газетах переводы его произведений[923]. Получив от самозваного переводчика выпуск «Одесских новостей» с собственным рассказом, Шолом-Алейхем, как это ни удивительно, не только не возмутился, но, напротив, откликнулся чрезвычайно благосклонно и сразу же предложил бойкому одесситу взяться за новеллы из своего нового цикла «Железнодорожные рассказы». Более того, речь шла об их публикации уже не в провинциальных газетах, а в столичных литературных журналах или альманахах. Предполагалось, что такая публикация станет возможной благодаря протекции русско-еврейского прозаика Давида Айзмана[924].
Рукописи дальнейших переводов Штейнберг посылал автору для одобрения, тот вносил в них поправки и возвращал назад. Однако вскоре настроение Шолом-Алейхема начало меняться, в его письмах зазвучало раздражение и появились указания на «небрежное отношение переводчика к материалу»[925]. Чашу авторского терпения переполнило известие о том, что переводы Штейнберга не только печатаются в газетах, но и выходят отдельными изданиями — в виде дешевых брошюр. Дело осложнялось тем, что весной 1910-го московское издательство «Современные проблемы», заключив соглашение с Шолом-Алейхемом, приступило к выпуску его первого собрания сочинений на русском языке. Одесские брошюры подрывали коммерческие планы москвичей. В последнем послании к Штейнбергу, по всей видимости крайне резком, писатель называл корреспондента «экспроприатором» и «глупым переводчиком»[926]. Затем на протяжении полугода Шолом-Алейхем публиковал в русской и еврейской прессе гневные «письма в редакцию», протестуя против деятельности «вопиюще безграмотных переводчиков», осуществляющих «самовольное хозяйничанье чужим трудом». В половине случаев антигероем «писем» выступал именно злосчастный Штейнберг[927].
Отношения Шолом-Алейхема с его «главным» прижизненным переводчиком на русский язык Юлием Пинусом — студентом медицинского факультета Московского университета, приглашенным «Современными проблемами» для работы над собранием сочинений, — открытыми конфликтами не сопровождались, но также не обошлись без горького разочарования. А начиналось все с самых радужных надежд:
Любезный друг Пинус!
Я безгранично рад, что мы наконец сошлись и очень сожалею, что мы не сделали этого раньше. <…> Есть у меня предчувствие, что в Вас я нашел настоящего переводчика[928].
Восторг от обретения «настоящего переводчика» достиг апогея, когда до итальянского курорта Нерви, где находился тогда писатель, добрался экземпляр первого тома собрания сочинений, вышедшего из печати в Москве под названием «Дети “черты”». Едва перелистав его, благодарный автор написал Пинусу:
Никогда меня чутье мое не обманывало. Я в предыдущем письме писал Вам, что чует мое сердце, что Вы — мой переводчик. Я не ошибся. Ваш перевод превосходен. Превосходен потому, что лучше переводить с евр [ейского] уже нельзя. Я Вам так много признателен, что у меня в эту минуту нет слов[929].
Бурным эмоциям Шолом-Алейхема не помешало даже то, что «незначительные погрешности в переводе» он увидел сразу, что и отметил в том же послании. Но всего два дня спустя из-под его пера вышло совсем другое послание Пинусу — полное укоризны и указаний уже не на «погрешности», а на грубые и многочисленные переводческие ошибки[930].
Несмотря на несовершенство пинусовских переводов, первые тома собрания сочинений принесли Шолом-Алейхему всероссийскую славу Рецензенты русских газет и журналов не жалели комплиментов в адрес автора, но в адрес переводчика отпускали замечания разной степени колкости — от сравнительно мягких («Перевод не свободен от недостатков») до весьма хлестких («Переводили его [Шолом-Алейхема], видно, спешно и небрежно, чем разве и объясняются многие неудачные обороты, фразы, а то и просто неправильные выражения»)[931].
922
№ 11. С. 90 (также в расширенной версии этих воспоминаний:
923
Первую такую публикацию см.:
924
См. об этом: [Письмо С. П. Штейнберга Шолом-Алейхему], 1 (14) июля 1909 г. // BSHA. LSH-20/2. Просьбы о такой протекции см.: [Письма Шолом-Алейхема Д. Я. Айзману], 24 авг. (6 сент.) и 28 сент. (11 окт.) 1909 г. // Sholem-Aleykhem: zamlung fun kritishe artiklen un materyaln. Kiev, 1940. Z. 257–258 (также:
925
См. об этом: [Письмо С. П. Штейнберга Шолом-Алейхему], 2 (15) сент. 1909 г. // BSHA. LSH-20/6.
927
См.: A briv fun Sholem-Aleykhemen // Gut morgen. Odes, 1910.17 may;
928
[Письмо Шолом-Алейхема Ю. И. Пинусу], 21 дек. 1909 г. (3 янв. 1910 г.)// РО ИРЛИ. Ф. Р III. Оп. 1. № 2331. Л. 1.
929
[Письмо Шолом-Алейхема Ю. И. Пинусу], 25 февр. (10 марта) 1910 г. // РО ИРЛИ. Ф. Р III. Оп. 1. № 2344. Л. 9. См. также не вполне точную публикацию этого письма: Shtern. Minsk, 1936. № 5. Z. 63.
930
См.: [Письмо Шолом-Алейхема Ю. И. Пинусу], 27 февр. (12 марта) 1910 г. // РО ИРЛИ. Ф. Р III. Оп. 1. № 2347. Л. 12–18. См. также не вполне точную публикацию этого письма: Shtern. Minsk, 1936. № 5. Z. 64.
931
Источник первой цитаты: Библиография: Шолом-Алейхем. Дети черты // Саратовский вести. 1910. 12 июня. Источник второй цитаты: