Отвечая комиссии 24 мая, Довгалевский еще раз уточнил замысел Моро-Джиаффери: держатели векселей дают расписку, что, убедившись в их подложности, отказываются от всяких денежных претензий; сами векселя уничтожаются или передаются торгпредству, которое отказывается от обвинений в адрес Иоффе, Алыпица и Либориуса. Тогда, фигурируя в деле в качестве свидетелей, они наверняка сбегут в Берлин и не явятся на процесс, из-за чего защита будет представлена не мощной коалицией, а лишь адвокатом Литвинова — Сезаром Кампинчи. Но с учетом невыплаты ему гонорара (ведь денег у Савелия нет!) есть надежда, что при заключении «сепаратного мира» Кампинчи откажется от защиты, и Литвинов, которому вряд ли понравится отдуваться за подельников, разоблачит их. Приводя, казалось бы, весомые аргументы в защиту предложения Моро-Джиаффери, полпред объяснял:
Кампинчи будет ругать Коминтерн. Хорошо. Но если мы ни с кем не помиримся, то это будут делать и Кампинчи, и Моро вместе. И никак нельзя забывать, что в этом случае мы при проигрыше процесса заплатим еще миллион долларов по векселям, а при сепаратном соглашении с Иоффе и Ко, мы, кроме ругани Кампинчи, даже в случае оправдания Савелия, ничем больше не рискуем. Мы настоятельно просим не забывать, что мы не имеем возможности выставить адвокатов, равносильных коалиции Моро-Кампинчи, и рискуем быть побитыми, если защита перенесет дело в суд присяжных. А это весьма вероятно, ибо защитники знают, что обвинительный приговор в суде исправительной полиции обеспечен на 75 %.
Надо, конечно, предусмотреть и тот случай, когда, несмотря на наш отказ от жалобы, прокуратура все же посадит на скамью подсудимых не только Савелия, но и всех остальных. Но и в этом случае мы, во-первых, не платим по векселям, а во-вторых, думаем, что можно будет составить на суде коалицию с Моро против Кампинчи на платформе: Савелий через фальшивого Турова всучил Иоффе фальшивые векселя (Моро будет это утверждать, а мы будем молчать). Мы говорим об этом пока гипотетически, хотя намеки на это уже есть. В крайнем случае, если Моро на суде вероломно повернется против нас, то наши адвокаты дадут ему отпор, но несомненный плюс в виде аннулирования векселей остается и тогда.
Что касается переговоров с помощником Кампинчи, то они ничего не дали: Жерар Стросс предложил Груберу не возражать против освобождения Савелия из тюрьмы в обмен на обещание не нападать на советское правительство. Но, хотя Довгалевский полагал, что даже в случае, если Савелий удерет, а Кампинчи откажется от защиты, это будет не так уж глупо, — Грубер ответил Строссу отказом.
В отношении предложения Пренской, на очередной встрече с которой речь снова зашла о таинственном документе, устанавливающем подложность векселей, возникали две трудности. Во-первых, он находился где-то очень далеко, «за четыре границы», и, прежде чем выехать за ним, Пренская выражала желание договориться, у кого документ будет депонирован, причем таким лицом мог быть только адвокат, не участвующий в деле. Но Савелий не хотел, чтобы об этом знал даже его защитник, из-за чего, конечно, ни один приличный адвокат не решился бы взять документ на хранение во избежание обвинения в нарушении профессиональной этики. Во-вторых, требовалась экспертиза, не является ли документ фальшивкой, но Пренская отказывалась от передачи его в чужие руки до освобождения Савелия из тюрьмы. Поэтому Довгалевский считал, что из переговоров с Пренской ничего не выйдет, но если договориться с Моро-Джиаффери, то Савелий капитулирует на милость победителей[275].