Выбрать главу

Другой вопрос, дискутировавшийся на совещаниях в полпредстве, касался личной компрометации Беседовского в глазах присяжных, и было признано возможным, при наличии подходящих условий, воспользоваться его письмом в НКИД от 6 сентября 1929 года, в котором тогдашний поверенный в делах ратовал за арест и высылку из СССР епископа Римско-католической церкви, первого Апостольского администратора Москвы Невё, гарантируя, что это не вызовет никаких серьезных дипломатических последствий[333]. В отношении приговора, вынесенного перебежчику Верховным судом СССР 8 января 1930 года, отмечалось, что в обосновании его «так много говорится об измене и предательстве Беседовского, что чисто уголовная растрата тонет в мотивах политического характера», из-за чего есть опасение «представлением приговора повредить делу»! То же касалось расписки Беседовского в получении им пяти тысяч долларов якобы «на особые нужды»: при предъявлении ее присяжным защита стала бы настаивать на допросе бухгалтера полпредства в качестве свидетеля по делу, что фактически означало бы предоставить французскому суду возможность пересмотра вердикта Верховного суда СССР с вторичным установлением факта растраты[334].

Что касается использования «варшавского прошлого» Савелия для его компрометации, то Крестинский указывал на следующее:

Собственно говоря, вопрос этот был уже полу-предрешен тем, что еще за две недели до моего приезда было заявлено ходатайство о вызове из Варшавы свидетелей Альтера и Скорецкого. Затем, когда варшавское полпредство протелеграфировало, что Москва решила отказаться от поездки этих двух свидетелей, в той же телеграмме было предложено вызвать в качестве свидетеля находящегося в Париже гр-на Дижура[335]. Ходатайство о его вызове было также уже заявлено. Что касается варшавских документов, представляющих из себя неформальное и несудебное свидетельское показание одного варшавского сослуживца Савелия Литвинова и двух секретарей профсоюза, из которого он был исключен в связи с растратой, то эти документы представлены не были. Меня несколько смущало, что мы вызвали свидетеля Дижура, не имея представления о том, что он знает и что покажет. Беспокойство наше, однако, рассеялось после приезда из Берлина д-ра Кона. Оказалось, что Кон знаком с Дижуром.

Дижур — еврейский общественный деятель, заведовавший в Берлине отделением «Джойнта»[336]. Когда Савелий произвел свою варшавскую растрату и поверенный Хиаса, варшавский адвокат Скорецкий, проследовал в Берлин преследовать бежавшего в Германию Савелия, Скорецкий обратился за помощью к Дижуру, и все шаги против Савелия, приведшие к тому, что он возместил 5 800 долларов из растраченных 10 000 долларов, были проведены ими совместно. Дижур сначала колебался, выступать ли ему свидетелем и не повредят ли его показания коммерческой репутации Хиаса, но д-р Кон в присутствии других общественных деятелей убедил Дижура, что рассказ о небольшой растрате, имевшей место семь лет тому назад, никакого вреда его обществу не принесет. Все присутствовавшие при этом разговоре согласились с доводами Кона, и Дижур, с общего согласия, решил явиться на суд. Поскольку у нас был живой свидетель варшавской истории, наши неформальные документы приобретали силу доказательства, и я решил, так как этот вопрос был оставлен Москвой на мое решение, взять на себя использование варшавского инцидента[337].

Еще до возвращения Довгалевского в Париж также было принято единодушное решение не вызывать в суд в качестве свидетелей юрисконсультов берлинского торгпредства — Генриха Вимпфхаймера и Курта Бернгейма, так как показания их, не содержавшие ничего существенного, имели бы меньшее влияние на присяжных, чем выступление бывшего юрисконсульта Оскара Кона[338]. Далее совещание наметило порядок произнесения речей адвокатами: планировалось, что первым будет говорить Бертон, отметая свидетельские показания, которые выходят за пределы уголовного дела и являются политической аргументацией против СССР; вторым — Грубер, доказывая, что у держателей векселей, которые являются не только фальшивыми, но и, в прямом смысле слова, безденежными, никаких денег не было и в помине; третьим — Гарсон, которому предстоит разобрать улики и дать исчерпывающую оценку делу[339]. В тот же день выяснилось и настроение прокурора, который ранее в частном порядке говорил, что обвинительный акт составлен под диктовку большевиков, а улик недостаточно, из-за чего у адвокатов сложилось впечатление, что он возьмет сторону подсудимых, не брезгуя даже политической аргументацией. Своими опасениями адвокаты поделились с прокурором судебной палаты, который, успокоив их, заявил, что обвинитель не будет пускаться в политику и, более того, ему предписано не допускать таких выступлений со стороны защиты и свидетелей.

вернуться

333

См.: Там же. Д. 2770. Л. 10.

вернуться

334

Там же. Д. 2772. Л. 216–217.

вернуться

335

Дижур Илья (Dizhur, Dijour Elye; 1896–1982) — еврейский общественный деятель; уроженец Звенигородки Киевской губернии; учился на юридическом факультете университета в Цюрихе (1913–1914), Психоневрологического института в Петрограде (до 1917), окончил в Киевском университете (1918); секретарь редколлегии журнала «Вестник знания» (1916–1917); в эмиграции — в Варшаве (с 1921): секретарь комитета варшавского отделения HIAS (Hebrew Immigrant Aid Society), член ЦК Еврейской народной партии; секретарь (с 1923), генеральный секретарь Объединенного еврейского эмиграционного комитета (Emigdirect; 1925–1927), после объединения которого с HIAS и Еврейским колонизационным обществом (Jewish Colonization Association, немецкая аббревиатура — ICA) — член секретариата организации HICEM в Париже (1928–1940), затем — в Лиссабоне; директор по научным исследованиям HIAS, жил в Нью-Йорке.

вернуться

336

Объединенный распределительный комитет американских фондов помощи евреям, пострадавшим от войны (Joint Distribution Committee American Funds for Jewish War Sufferers), c 1931 года — Американский еврейский объединенный распределительный комитет (American Jewish Joint Distribution Committee, JDC), или Джойнт (Joint), — благотворительная организация, созданная в 1914 году.

вернуться

337

РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2772. Л. 217–218.

вернуться

338

В распоряжении от 12 мая 1926 года за подписью заместителя берлинского торгпреда Р. П. Аврамова говорилось: «Сообщается для сведения сотрудников, что д-р Оскар Кон с 8 мая с. г. не является больше консультантом Торгпредства и подконтрольных Торгпредству государственных и хозяйственных органов» (ГАРФ. Р-274. Оп. 28. Д. 1826. Л. 18).

вернуться

339

РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2772. Л. 218–219.