Суд заслушал также эмигрантского юриста, профессора Сорбонны и члена Академии международного права в Гааге Б. С. Миркина-Гецевича[361], прочитавшего целую лекцию о советском законодательстве и судопроизводстве, которые, мол, всецело подчиняются «революционной целесообразности», и бывшего заведующего коммерческой частью генеральной агентуры Наркомата финансов СССР в Германии, а ныне латвийского гражданина М. Я. Лазерсона, подтвердившего, что советские служащие дают ровно те показания, которые требует их начальство. Но выступления обоих вызвали бурный протест Бертона, возмутившегося, что суд знакомится с советским законодательством по показаниям эмигранта и выслушивает невозвращенца, отказавшегося подчиниться требованию правительства, которому он служил, вернуться на родину.
Последним говорил Беседовский, воспрепятствовать «свидетельским» показаниям которого безуспешно попытался Бертон: «Господин председатель! Я считаю, что вы не можете приводить к присяге Беседовского. До сентября он находился на советской службе, а несколько дней тому назад был приговорен к 10 годам тюремного заключения за кражу…» Беседовский парировал: «Это ложь, г. Бертон! Советский суд — комедия, но и он посмел осудить меня лишь за растрату»[362]. Невозвращенца поддержал и Моро-Джиаффери: «Заявление Бертона возмутительно! Приводить к присяге нельзя лишь приговоренных судом регулярным и достойным уважения». Другой защитник, Долинер, русский по происхождению, напомнил, что вчерашний поверенный в делах СССР был спасен и буквально вырван из рук парижских чекистов «органами французского правосудия»[363].
В своих показаниях Беседовский поведал, что замнаркома по иностранным делам обращался-де к нему в 1927 году с просьбой устроить своего «безусловно честного брата» на службу в Париже, что высокопоставленные советские чиновники нередко выезжают за рубеж по фальшивым паспортам (и, например, тот же Литвинов путешествовал по Германии и Чехословакии под фамилией Максимов), что ответственным за финансирование заграничных компартий был Туров, игравший «большую роль, чем посол». И далее Беседовский заявил:
О литвиновских векселях я услышал первый раз в Москве в 1928 г. из разговора с председателем Госбанка Пятаковым. Чтобы рассмотреть это дело, Политбюро образовало комиссию, в которую вошли товарищ комиссара Внешторга Хинчук, начальник заграничного отдела ГПУ Трилиссер, Литвинов старший и Пятаков. Литвинов старший и Хинчук считали, что по векселям надо платить, но Пятаков сказал, что Туров выдал столько векселей, что о точной их сумме Госбанк не имеет даже сведений и неизвестно, кто и как их учитывал. Поэтому, чтобы не создавать прецедента, по этим векселям платить не следует. Комиссия склонилась на сторону Пятакова[364].
Хотя Беседовский не совсем точно указал персональный состав правительственной комиссии (в нее входили Хинчук, Стомоняков, Пятаков и Дволайцкий), небезынтересно признание ответственного секретаря бюро парторганизации советских учреждений в Берлине П. С. Заславского[365], который 5 ноября 1929 года «совершенно секретно» уведомлял секретаря ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановича:
Комиссия, выделенная бюро, установила, что и на сегодняшний день неизвестно, сколько выдано векселей финансовым управлением торгпредства. Выяснено, что векселя выдаются сотнями ежедневно по служебным запискам заведующих отделами и что ни у кого нет уверенности, что при такой системе один-два жулика, сговорившись, не причинят нам громадного материального ущерба[366].
Но, хотя Стомоняков находил важным ловить Беседовского на лжи и опровергать ее вызовом свидетелей, Крестинский указывал, что парижские товарищи пришли к единодушному убеждению в нецелесообразности предлагаемой тактики:
Беседовский — умный человек, он не станет давать таких показаний, на которых его можно поймать. Он не будет называть многие имена лиц, которым якобы передавал деньги для революционных целей. Он назовет Аренса, а перечисляя даты, конечно, не назовет таких дат, когда бы Аренса не было в Париже. Опровергнуть Беседовского другими свидетелями нам не удастся и потому, что он — ловкий лгун, и потому, что суд не отложит дело и не допустит новых свидетелей. Между тем у присяжных останется впечатление, что мы ставим Беседовскому вопросы и пытаемся что-то из него извлечь. Мы решили поэтому, что если Беседовский будет краток, никаких вопросов ему не ставить, мотивировав своим отношением к нему. Это заявление сделал не коммунист Бертон, а беспартийный, достаточно правый, Гарсон, заявивший, что все поверенные гражданского истца единодушны в своем презрительном отношении к Беседовскому[367].
361
Миркин-Гецевич Борис Сергеевич (1892–1955) — помощник присяжного поверенного (с 1915); в эмиграции — во Франции (с 1920): преподавал на юридическом факультете Парижского университета (с 1922), в Институте высших международных знаний (1932–1939); принял французское гражданство (1933); во время Второй мировой войны — в США: специальный консультант по вопросам международного права при ООН.
362
363
РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2770. Л. 133–134 (Напроцессе Савелия Литвинова// Иностранная информация ТАСС. 25 янв. 1930 г.).
364
365
Заславский Петр Савельевич (1890–1967) — член РСДРП с 1905 года; ответственный секретарь парторганизации советских учреждений в Берлине (1929–1930); инструктор ЦК ВКП(б) (1930–1931); председатель ЦК Союза банковских и финансовых работников СССР (1931–1938); заместитель главного редактора Большой советской энциклопедии (1938–1940); арбитр Государственного арбитража при CHK, Совете министров СССР (с 1940); персональный пенсионер (с 1956).