Гридас не спеша вытащил новую папиросу, размял ее, закурил.
— В общем, — продолжил он наконец, — получалось так: с одной стороны, тибетские рукописи собирал Бо-кий — враг народа, с другой — Блюмкин, троцкист, значит, тоже — враг народа. Ну, а со свитками оставалось неясным, что делать. И свитки эти решили убрать куда-нибудь в укромное место. И тут выяснилось, что Бокий давным-давно рукописи-то все куда-то сам спрятал.
— И, естественно, спрятал так, что найти невозможно? — перебил Корсаков.
— Да их и искать-то особенно оказалось некому.
— Значит, свитки так и не нашли? — настойчиво попытался уточнить Корсаков.
— Перед тем как искать, надо бы точно знать, а были ли они хоть когда-нибудь собраны все вместе, — заметил Гридас.
— Вы о чем?
— А вот о чем. У Бокия и Блюмкина подходы в отыскании рукописей резко различались. Люди Бокия отыскивали и отбирали те из них, на которые их, так сказать, ориентировали. Не забывайте о Цыбикжапове! Людям Бокия называли возможное местонахождение, описывали примерный внешний вид, ну и иную, так сказать, атрибутику. Чтобы человек мог, найдя свиток, точно знать: тот это или не тот. Забирать или не надо. А люди Блюмкина собирали все подряд, без разбору.
— И что?
— Рукопись рукописи — рознь. И свои секреты монахи держали в тайне даже от собратьев низшего уровня, не говоря уже о чужестранцах, вроде тех, кого туда посылали чекисты. Значит, не все бумаги могли содержать важную информацию, понимаете? Кроме того, нет никакой уверенности, что в самом учении, изложенном в этих манускриптах, не было противоречий. И, наконец, рукописи надо было прочесть, то есть, расшифровать, перевести с тибетского на русский, и понять специфические термины и понятия. Значит, скорее всего, и рукописи, и, что важнее, переводы, вообще могли находиться у самых разных людей.
— Их приходилось разыскивать как бы заново?
— Пришлось бы. Именно в сослагательном наклонении. Во всяком случае, достоверной информации о том, что такие поиски велись, у меня нет.
— Ну, а тому, кто захотел бы этим заняться сегодня, что бы вы посоветовали? — подал голос и Маслов, молчавший до того.
— Посоветовал поискать бы, как говорится, «широкой сетью» в Ярославле.
— Почему именно там?
— В Ярославле исчезли следы того самого Цыбюсжа-пова, о котором я рассказывал. Исчезли как-то странно. Говорили, будто и его, и его «тибетцев» ликвидировали по заданию Бокия, но за это я уже поручиться никак не могу. Между прочим — если уж мы все о слухах да о сплетнях — то ли Цыбикжапов, то ли «тибетцы» каким-то образом были связаны с убийством Кирова.
— Кирова?
— Да, да, именно. Да, вы и сами слышали, как там много непонятного и необъяснимого.
Корсаков не знал, что и сказать, а тут еще влез Маслов:
— Вы сказали, Леонид Иович, что пациенты Бадмаева употребляли наркотики…
— Нет, — перебил Гридас. — Такого я не говорил. Я повторял слухи. А утверждать на самом деле — увольте. Меня потом его потомки и последователи по судам затаскают.
— Хорошо, принимаем уточнение. Так вот, скажите, а не могло ли это быть какое-то воздействие иного типа?
— Это еще какого? — удивился Гридас.
— Что-то вроде гипноза, например.
— Хм… Ну, исключать, наверное, нельзя. Может, и такое он практиковал. Это ведь все тогда модно было.
— И последнее, — пообещал Корсаков. — Вы сказали, что документы могут оказаться у самых разных людей. А какая-нибудь связующая нить есть? Как бы можно их объединить?
— Объединяющая идея? Вряд ли, вряд ли…
Гридас потянулся к папиросе и недовольно заворчал:
— Вечно она не следит. Глеб, голубчик, позовите-ка эту бандитку.