Ничего не знаю о Вашем здоровье, Наталии Ивановны, что делает и как учится Лева. Моего мальчика прислали сюда -- в ссылке грызет гранит науки. Если нас Коба412 скоро не помилует -- то для него это будет учеба куда лучше Красной профессуры. Роза Маври-киевна обещает заставить меня теперь чаще писать. Если это не будет исполнено, пеняйте на нее. Я известен как враг письменности. В мою защиту могу только сказать, что с молодежью переписывался. Наибольшей свиньей оказался перед Христианом [Раковским], которому еще не писал, но теперь это делаю. Горячие приветы Наталии Ивановне и Леве.
Вас сердечно обнимаю. К. Радек
Два приложения: 9 стр. Несколько замечаний.
4 стр. копии письма к Преображенскому413.
Р. М. РАДЕК. ПИСЬМО ТРОЦКОМУ
Дорогой Лев Давидович, как видите, судьба моя самой себе копать могилу. Приемы чисто белогвардейские. Будем защищаться. Еще раз Вам большое спасибо за Вашу телеграмму, которую получила в Москве перед отъездом и на которую ответила. Тут не писала, т. к. совершенно зашилась в хозяйственных делах, которые целиком на мне. Остальные минуты урывала для машинки. Но теперь имею помощницу, и дело наладится. Ивар [Смилга] утверждает, что Томск прекрасный город, хочу верить ему на слово. Сама в том еще не убедилась. Может быть, главным образом, потому что тем же главным образом постоянно здесь мокнем. И куда только спряталось солнце. Я его, кажется, год уже не видела. Карл меня теребит писать дальше письма, поэтому только эти несколько слов. Мои самые горячие приветы Вам, Наталии Ивановне, Леве, Сереже, Ане, если она уже у Вас. Всего вам хорошего. Ваша Р[оза]
[24 июля 1928 г.]
Л. СОСНОВСКИЙ. ПИСЬМО ТРОЦКОМУ
Дорогой Л. Д.!
Я не писал вам около месяца. Будучи заняты проектом программы, вы, пожалуй, и не заметили этого. А события стремительно развиваются. То, о чем думал писать вчера, сегодня уже бледнеет, кажется устаревшим. Даже у нас в заключительной части разбора программы кое-что уже устарело, пока написанное шло до меня. Вы там справедливо говорите о нашей готовности поддерживать всякий хотя бы и слабый маленький шажок центристов влево. Увы, кажется, и поддерживать-то после пленума ЦК ничего не остается. В ближайшее время воспоследует "расшифровка" резолюций, перевод их на язык декретов, циркуляров, ассигнований. Тогда все станет яснее.
Дело в том, что слово "левый курс" принадлежит не самим сталинцам, а оппозиционерам. Центристы делают вид, что ничего нового не случилось и что они плавно и неуклонно развивают без толчков и скачков свою всегда правильную (ну еще бы!) линию. А кое-кто старается их уговорить, что они ужасно полевели. И нас хотят убедить в том же. Впору Сталину хоть с опровержением выступать против возводимого на него поклепа. Частичное опровержение он сделал в ответе некоему (не мифическому ли?) С. Но лучше всего опроверг обвинения в левизне закончившийся пленум.
Итак, весь антикулацкий курс -- временная неприятная вспышка, которую стараются забыть. Кулак более чем наполовину амнистирован. Не он, оказывается, главный виновник заготовительного кризиса, а объективная бесхлебица: мало у нас товарного хлеба и шабаш. А тут еще цены на хлеб низковаты. Теперь ЦК нашел восемь способов устранить всякую необходимость применения чрезвычайных мер.
Представьте себе, что кулак Юдин с этим не согласен. Кулак Юдин, о котором я прочел в No 148 "Челябинского рабочего", смотрит в корень. Он не принадлежит ни к тем людям, которые не видят классов, ни к тем, которые, по словам Сталина, мыслят себе советский строй опирающимся на рабочих и одновременно на кулаков. Когда к кулаку Юдину пришли за хлебом, он запер ворота на запор и никого не пускал. Пришлось проникнуть к нему обходным путем через забор. У Юдина оказался спрятанным хлеб.
"Свидетель Власов рассказывает:
Когда хлеб у Юдина был обнаружен, я его спросил, как он те
перь, обманувши советскую власть, будет смотреть ей в глаза, Юдин
с иронией ответил:
Меня учить нечего. Я прекрасно знаю, что делаю. На то и клас
совая борьба".
В подтверждение этого свидетель Власов показывает, что кроме 500 пудов спрятанного под домом хлеба у Юдина там же была припрятана винтовка. Юдин лучше многих других понимает, что такое классовая борьба.. Пусть теоретики мирного врастания кулака в социализм поучатся классовой идеологии у челябинского кулака Юдина, у которого спрятанный хлеб прекрасно дополняется спрятанной винтовкой.
Успокоят ли Юдина восемь пунктов июльского пленума ЦК, откажется ли он от своей классовой программы (выражением ее служит винтовка в подвале) -покажет будущее.
Прячут ли везде винтовки с хлебом -- не знаю, но что хлеб прячут в ямы -- это факт. Весь май и июнь сибирские газеты пестрили заметками о ямах, в которых кулаки (и не они одни) прячут хлеб. В местной барнаульской газете я насчитал таких заметок десятки, и относятся они равномерно ко всем районам округа. Спрятать в деревне сотни пудов хлеба, чтобы не узнали соседи,-немыслимо. Отсюда мой вывод, что прятание хлеба в ямах пользовалось известным покровительством со стороны большинства. Прилагаю при сем для вашего архива заметку из минусинской газеты (передовая от июня), где разоблачается середняк Кочерга, спрятавший в лесу пять пудов хлеба. Кочерге напоминают о 107-й статье Уголовного кодекса. Укрывательство пяти пудов в богатом минусинском пшеничном округе -- о чем говорит этот факт политически? Он говорит, что охрипшие от криков о середняке цекисты сумели в кратчайший срок восстановить против партии середняка и бросить его в объятия кулаку. Ибо хлебная яма -- предвестник восстания. Какого еще вотума недоверия надо Сталину? В некоторых заметках имеется характернейшее указание, что использованы ямы, сделанные еще в 1920 году (дата для Сибири зловещая).
И эти люди так усердно травили Ивана Никитича Смирнова за его замечание, что в крайнем случае можно пойти на временную размолвку с середняком, лишь бы не дать советской власти погибнуть. Я не знаю, какие именно слова сказал там И. Н. [Смирнов]. Но всякому ясно, что мы прежде всего обеспечили бы себе полную
поддержку бедноты, чего нынешнее руководство абсолютно не может, а его аппарат абсолютно не хочет. При этом условии возможность поссориться с середняком была бы сведена к минимуму. Во-вторых, ведь наши предложения делались еще в прошлом году, не в порядке паники, а в порядке предвидения, и должны были целиком обеспечить более плавное поступление хлеба. Карикатурная история с займом денежным вместо предлагавшегося займа натурального -свидетельство о бедности. Рассовывали этот заем по рабочим, по учителям, по бедноте. С триумфом печатали в газетах, что беднячка такая-то отдала на облигации последнюю трешницу не в пример кулакам, которые не берут таковых облигаций. Или наоборот, в нашей барнаульской газете на первой странице помещен был портрет бородатого мужичка, который -- вот истинный сын отечества! -- сразу взял на 300 рублей облигаций. (Средний валовой доход по нашему округу не превышает 300 рублей в год, следовательно, это кулак.)
Не помню, писал ли вам, как барнаульские и иные кулаки, помимо спрятанных винтовок, решили использовать винтовки, находящиеся в казармах. Армия была залита потоком писем, воззваний, телеграмм из деревни. Тон всех этих обращений был весьма высокий. Политотделам пришлось повозиться не мало. Оказалось, что и в казарме нашлось не мало сторонников жизни "в мире со всеми классами".