зиционер может посылать в пустое пространство проклятия против всех, кто его сослал, и считать, что это и есть самая левая политика. Рабочие-оппозиционеры в ячейках будут поставлены ходом событий перед вопросом блоков с рабочими-центристами или об их поддержке. В-третьих, если отвлечься от существования центра и его влияния на раб[очие] массы, как фактора революционизирующего до известной степени на данной стадии, то остается только предположение, что в один прекрасный день рабочее ядро партии станет на точку зрения платформы и попытается взять в свои руки руководство страной и партией, имея против себя сплоченное руководство партии и ее аппарат. Я назвал эту картину фантастической. Но если допустить ее осуществимость, то надо попытаться понять, что бы это означало. Если наше утверждение, что сползание -- это сползание от пролетариата к мелкой буржуазии -- не есть агитационная фраза, а марксистский анализ, то кто исходит из перспективы противопоставления всего рабочего ядра партии сплоченному руководству, тот должен сказать -- это будет схватка пролетариата и мелкой буржуазии, это значит, что тот, кто исходит из перспективы схваток раб[очего] ядра партии со всем руководством, тот исходит не из перспективы реформы партии и сов [етской] власти, а из перспективы борьбы двух классов, стоящих друг против друга, из которых один, представляемый объединенными правыми и центром и представляющий мелкую буржуазию, имеет власть в руках. Борьба двух классов за власть и есть революция. Вот почему только те, к[о]т[орые] выдвигают вопрос о центре и отвечают на этот вопрос положительно, стоят на почве нашей платформы, которая есть платформа реформы, а те, к [о] т [орые], божась платформой, шельмуют мысль о поддержке центра, о допустимости блока с ним как иллюзию или капитуляцию, отходят от платформы болып[евиков] -ленинцев к позиции децистов.
2. Два уклона среди ленинцев-большевиков
События после XV съезда нашли значительную часть кадров оппозиции в ссылке, оторванных от того, что происходит в стране и в партии. Это затруднило и так не легкую ориентировку, создало, или точнее, усилило два уклона, заложенные объективно в самом положении. И перед исключением из партии существовала возможность этих двух уклонов и находила свое выражение отчасти в настроениях, отчасти в политических шагах. Первый уклон левый: переоценка процессов сползания, недооценка потенциальных революционных сил партии, неспособность к гибкой тактике. Самыми последовательными выразителями этих настроений были децисты, разорвавшие с нами в октябре [19] 26 г. Но было бы ошибкой думать, что уход их означает ис
235
чезновение их настроений в наших рядах. За все время существования оппозиции шла в наших рядах борьба с децизмом. Он притягивал многих наших товарищей тем, что они (децис-ты) представляют собой кадр преданнейших революционеров, что имеют за собой часть, и не худшую, рабочей молодежи, что приходилось их сравнивать с зиновьевцами, к стойкости которых мы имели меньше доверия, чем к ним. Но еще большее значение имел тот факт, что позиция их менее сложная, более прямолинейная, чем наша. Значительная часть оппозиционных рабочих и молодежи с трудом усваивала нашу позицию в вопросе о двух партиях. Эта позиция глубоко противоречива, ибо она вытекает из глубоко противоречивого положения. Перерожденческие процессы, сползание части партии к мелкой буржуазии порождали нашу фракционную работу, т. е. порождали идеологию, противопоставляющуюся официальной идеологии, вырабатываемой Сталиным и Бухариным, зачатки организации, проводящей эту нашу идеологию в массах, одним словом: по мере того, как ЦК отходил от классовой пролетарской линии, в партии выделялись элементы новой пролетарской партии. Если бы сползание партии продолжалось и дошло до перерождения, то эти элементы сложились бы в новую партию. Это не была бы вторая партия, это была бы единственная пролетарская партия. Представляя в зародыше эту партию, мы боролись за то, чтобы ей не пришлось возникнуть, т. е. за исправление линии существующей партии. Это противоречие жизненное, через него перепрыгнуть нельзя, оно дается с легкостью марксистски образованному товарищу, но дается с трудом горячей молодежи из рабочих и вузовцев, которая представляла наши кадры. Часть этих кадров прямо выступала против этой нашей точки зрения, часть принимала ее на словах только, думая, что мы в глубине души считаем термидор и перерождение партии предрешенными, необходимость создания новой партии предрешенной и что только тактические соображения заставляют нас выжидать с оформлением ясным и четким нашей позиции. Что так дела выглядели, знает каждый из нас, кто приходя на собрания оппозиционеров, слушал не только себя, но и других. Теперь мы очутились в ссылке. Нас, болып[евиков]-ленинцев, объявили контрреволюционерами. Что же это не есть термидор? Верхушка оппозиции не потеряла голову и, отправляясь в ссылку, заявила: нет, это еще не термидор, борьба за реформу партии продолжается. Мы пошли в ссылку без попытки сопротивления именно потому, что боялись, что всякая более острая попытка реагирования на ссылку может вызвать среди оппозиционных рабочих и сочувствующих им беспартийных рабочих убеждение, что термидор совершился, и толкнут их на борьбу с соввла
стью. Многие отправляющиеся в ссылку товарищи иначе, чем верхушка, расценивали положение. Я знаю многих из наших товарищей ссыльных, которые в тюрьме, в дороге, делясь с товарищами мыслями о положении, говорили: это и есть термидор. Так настроенные товарищи должны были реагировать на статью в "Правде" от 15 февраля и на все, что последовало, след[ую-щим] образом: первая их реакция могла быть только одна: все это обман, маневр для прикрытия арестов и высылок. 9/10 писем, получаемых от ссыльных товарищей, так расценивало левый курс. Так расценивали его невысланные рабочие, и их на эту расценку толкало не только то, что левый курс в области рабочего вопроса не принес никакого улучшения. Эти голоса начали стихать только тогда, когда Л. Д. [Троцкий] в письме от 9 мая заговорил о сдвиге налево и необходимости его поддержать. Июльский пленум, который представляет собой известный шаг направо, вызвал новый взрыв децистских настроений, и вы, кол-пашевцы, вчера только подписавшие заявление Л. Д. [Троцкого] о поддержке левого сдвига, о поддержке центра против правых, пишете сегодня мне: т[ак] наз[ываемый] левый курс был затеян только для прикрытия социального смысла наших арестов и высылок. Заявляете: "Мы не поддерживать этот зигзаг предлагали, а разоблачать самым беспощадным образом". Эти настроения наиболее ярко выступают наружу, когда ставишь вопрос об нашем отношении к центру. По отношению к нему значительная часть наших товарищей признает только обязательство критики, не признает обязательства поддержки, хотя подписывает заявления о поддержке. Всякий, кто выдвигает этот вопрос, в глазах наших товарищей кандидат к сдаче платформы и к слиянию с центром. При этом товарищи эти считают, что они защищают платформу, считают, что они защищают традиции ленинизма по отношению к центру. Понятно, что их точка зрения не имеет ничего общего ни с защитой платформы, ни с защитой традиции ленинизма по отношению к центру. Первое я уже доказал, говоря о реформе партии и сов [етской] власти. О втором несколько слов. Мы боролись вместе с Лениным против центра во время войны, но вместе с ним пошли в Циммервальд, который был оформленным блоком с международным центром. Мы это делали, зная, что значительная часть центристов будет в решающий момент против нас с Шейдеманами301 и Эбертами, что часть центристов колебаниями своими сыграет на руку Шейдеманам и Эбертам. Мы это делали, считаясь с простым фактом, что рабочая масса, поднимаясь против социал-империализма, не сделает этого сразу, решительно, что только сблизившись с ней в самом процессе колебания этой массы, поддерживая ее, мы сможем ее завоевать, когда она увидит нас и центристских вож