Я и здесь постарался выписать все главные формулировки, которые могут быть использованы сторонниками того взгляда, что Ленин определял характер революционной] власти и в первое время после Февральской революции, как диктатуру пролетариата и крестьянства, т. к. задачи, подлежавшие ее разрешению, носили еще буржуазно-демократический характер. Такого рода совершенно поверхностного характера заявление делает тов. Радек, утверждая в своей полемике с тов. Дингелып-тедтом, что Ленин в течение марта еще стоял на точке зрения буржуазно-демократической диктатуры (цитирую по ответу тов. Дингелыптедта).
Но, присматриваясь внимательно ко всем этим, как будто противоречивым формулировкам, мы замечаем в них одну основную общую черту: в качестве союзников пролетариата одновременно называются те оба союзника, которые в тезисах 1915г. фигурировали порознь, в качестве сотрудников на разных этапах революции. Этот факт свидетельствует о том, что обе революции на деле слились вместе. Именно этим и объясняется отсутствие ясного разграничения в этих первых после Февральской революции писаниях Ленина между буржуазно-демократической и социалистической революциями, между характеристикой Советов р[абочих] и солд[атских] д[епутатов] как диктатуры пролетариата и крестьянства и характеристикой этих же Советов как диктатуры пролетариата. Да и сам Ленин в этом сознается: уже в третьем "Письме из далека" после приведенного выше места, что перечисленные им мероприятия, которые должна будет
265
провести немедленно революционная власть в области улучшения положения рабочих и организации всенародной милиции, не были бы еще "диктатурой пролетариата", а только "рев[олю-ционно]-демократической] диктатурой пролетариата и беднейшего крестьянства",-- он добавляет: "не в том дело сейчас, как их теоретически классифицировать. Было бы величайшей ошибкой, если бы мы стали укладывать сложные, насущные, быстро развивающиеся практические задачи революции в прокрустово ложе узко понятой "теории", вместо того чтобы видеть в теории прежде всего и больше всего руководство к действию" (с. 38 -- 39, курсив Ленина). Как же объяснить, что Ленин, который особенно выделялся своими постоянными требованиями к себе и своим оппонентам давать точные научные классовые характеристики, не допускать смешения различных понятий, в данном случае сознательно допускает такое смешение, заявляя, что это уж не так важно, меж тем, как речь идет о таком сугубо важном вопросе, как характеристика классового содержания революционной власти? Объясняется это тем, что сама жизнь смешала обе эти категории в 1917 г. Обе революции слились в одну революцию, обе различные формы в одну форму. Именно поэтому было бы величайшей ошибкой, по мнению Ленина, укладывать сложные, насущные, быстро развивающиеся практические задачи революции в прокрустово ложе узко понятой "теории" (забегая вперед, скажу, что в полном согласии с этим ленинским отношением к вопросу находится предостережение Л. Д. [Троцкого] в его ответе тов. Преображенскому: "Вы пишете,-- говорит он,-что социальное содержание первого этапа будущей третьей китайской революции не может быть охарактеризовано как социалистический переворот. Но тут мы рискуем удариться в бухаринскую схоластику и вместо живой характеристики диалектического процесса, заняться терминологическим расщеплением волос"). Основное для Ленина в данный момент -- вопрос о "сложных, насущных, быстро развивающихся практических задачах" революции. В этом же третьем "Письме из далека" он пишет: война, этот "величайшей силы исторический двигатель", "заставляет народы напрягать до последней степени все силы, он ставит их в невыносимое положение, он ставит на очередь дня не осуществление каких-нибудь "теорий" (об этом нет и речи, и от этой иллюзии всегда предостерегал Маркс социалистов), а проведение самых крайних, практически возможных мер, ибо без крайних мер -- гибель, немедленная и безусловная гибель миллионов людей от голода" (с. 39). Под углом зрения абсолютной необходимости осуществления этих "крайних мер" Ленин решал вопрос и о носителе власти, который, с одной стороны, был бы кровно заинтересован в осуществле
нии этих мер, а, с другой,-- обладал бы необходимой для этого решимостью, последовательностью, беззаветной преданностью этому делу и т. п.
Но почему же обе эти революции слились вместе? Что случилось такого, что заставило Ленина изменить свою точку зрения 1915г., что вторая задача, (т. е. социалистическая революция) остается все же особой и второй задачей? Случилось, что "конкретно" дела сложились иначе, чем мог кто бы то было ожидать, оригинальнее, своеобразнее, пестрее" ("Письмо о тактике", т. XX, с. 101, курсив Ленина).
Случилось то, что "существует рядом, вместе, в одно и то же время и господство буржуазии (правительство Львова и Гучкова) и революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, добровольно отдающая власть буржуазии, добровольно превращающаяся в придаток ее" (там же, с. 102). Таким образом, случилось то, чего опасался Ленин в 1915 г., когда он на вопрос о возможности осуществления руководящей роли пролетариата в русской буржуазной революции отвечал уже условно утвердительно: "Если мелкая буржуазия в решающие моменты качнется влево". Оказалось, что из-за шовинизма мелкая буржуазия оказалась и "непоследовательно революционной даже в смысле демократической революции", и в результате "государственная власть в России перешла в руки нового класса, именно: буржуазии и обуржуазившихся помещиков.
Постольку буржуазно-демокр[ократическая] революция в России закончена" (т. XX, III изд., с. 111).
Но если революция передала власть буржуазии, то не является ли это доказательством неправильности ленинской дореволюционной установки, не оказалась ли и буржуазия движущей силой революции? В докладе "О текущем моменте" на Петроградской общегородской конференции 27 (14) апреля Ленин говорил: "Движущие силы революции мы определили совершенно верно. События оправдали наши старые большевистские положения, но наша беда в том, что товарищи хотели остаться "старыми" большевиками. Движение масс было только в пролетариате и крестьянстве. Западноевропейская буржуазия всегда была против революции. Таково положение, к которому мы привыкли. Вышло иначе. Империалистическая война расколола буржуазию Европы, и это создало то, что англо-французские капиталисты из-за империалистических целей стали сторонниками русской революции. Английские капиталисты составили прямо заговор с Гучковым, Милюковым и командующими верхами армии. Англо-французские капиталисты стали на сторону революции. Европейские газеты сообщают целый ряд случаев поездок посланников Англии и Франции для переговоров с "револю
267
ционерами" вроде Гучкова. Это союзник революции непредвиденный. Это привело к тому, что революция вышла так, как никто не ожидал. Мы получили союзников не только в лице русской буржуазии, но и англо-французских капиталистов. Когда я говорил это же в реферате за границей, мне один меньшевик сказал, что мы были неправы, ибо-де оказалось, что буржуазия нужна была для успеха революции. Я ему ответил, что это было "необходимо" лишь для того, чтобы революция победила в восемь дней. Ведь Милюков заявлял еще до революции, что если победа лежит через революцию, то он против победы" (т. XX, с. 175 -- 176). Таким образом, империалистическая война не только толкнула мелкую буржуазию в сторону буржуазии, но и превратила саму русскую империалистическую буржуазию в противника прогнившего царизма, оказавшегося не в состоянии обеспечить победу русскому, а вместе с ним и его хозяину ("с точки зрения мировой политики и интернационального финансового капитала") "банковой фирме Англия -- Франция" (Ленин, т. XX, с. 61). Добавлю от себя, что, хотя Ленин и говорит, что "революция вышла так, как никто не ожидал", тем не менее в его формулировке, 1915 г. ,мне кажется, implicite341 (в скрытой форме) содержится предположение о возможности такого варианта революции, ибо как же понять предположение, что в русской буржуазно-демократической революции шовинистическая мелкая буржуазия может не "качнуться влево", а остаться на этих шовинистических, а следовательно, и "непоследовательно революционных" позициях, т.е. выступить в блоке не с пролетариатом, а с буржуазией.