" Ну вот и все, что я мог о тебе узнать!" – мысленно произнес Фродо. Опять вспомнился школьный снимок, и стало грустно. Лежавший перед ним документ казался окончательным подтверждением жизненного краха. Крушением надежд , идеалов, желаний сделать этот мир лучше. Однако, своя жизнь и ее проблемы для Фродо все-таки были ближе. Радовало, что уже сегодня, в крайнем случае завтра, он с этим заказом окончательно расквитается. Но еще раз, мысленно пробежав в памяти прочитанное, Фродо вдруг осознал: Почти все, что он записал и собирается записать относится к разряду государственной тайны! Архивника даже прошиб пот. Попади эти записи не в те руки, и он окажется крайним! Заказчика спасут связи, начальство всегда сумеет уйти в сторону. А он окажется разменной пешкой в чьей-то непонятной игре.
" А вот это уж нет! Не выйдет! " – подумал, сжимая кулаки, Фродо. В тот момент он твердо решил, что сделанные утром записи уничтожит, а завтра явится к начальству и скажет все, что об этом думает, а заодно, напомнит и про обещанное за выполненную работу вознаграждение.
" Ну а там уж будь, что будет!"
Собираясь сдавать папку, Фродо обратил внимание на толстый пакет с конвертами, где хранились фотографические снимки. Сначала он даже не хотел туда заглядывать, но победило любопытство:
"Почему бы не посмотреть, на людей, о которых много узнал! Все равно завтра они и злосчастный Алехо, навсегда из твоей жизни исчезнут…"
Открывая пакет, Фродо вдруг почувствовал безотчетный страх. Из закрытых воспоминаний детства, а может из какой-то позабытой сказки пришло видение: – Мальчуган в карнавальном наряде гусара, пыхтя, тянет на себя дверную ручку чулана. А склонившаяся над ним молодая женщина, грозит пальцем и строго, но, в то же время, ласково говорит:
– Солнышко мое, никогда не отворяй эту дверь!
Всплывший в памяти голос больно резанул сердце. Внимания предупреждению, Фродо даже убрал пакет. Но потом, обругав себя суеверной бабой, достал его снова. Снимки из первого конверта запечатлели дерзкое лицо уверенного в своей правоте человек. Большой нос с горбинкой придавал ему сходство с хищной птицей. Таким Фродо и представлял Дуто Керамо. Потом шли фотографические изображения молодых и не очень молодых людей. У кого-то читался в глазах страх, чей-то взгляд просто казался застывшим. Доставая по очереди снимки, Фродо всматривался в лица, потом глядел фамилию на конверте и вспоминал протоколы допросов. А когда дошел до Алехо Каморо, ему даже не пришлось смотреть надпись. Везде напечатанные снимки дублировались по три, а здесь один был отрезан. И Фродо сразу узнал фотографию со своего допуска в полицейский архив…
Глава 12
Входившие в моду учения Востока говорили о переселение душ. Из книг Фродо знал о бесконечной цепи перевоплощений и карме. Но воспринимал это лишь, как плоды фантазии склонного к мистике восточного ума. Хотя иногда приходили праздные мысли:
" А вдруг это правда? Интересно, кем я мог быть в прошлых жизнях…"
И вот нечто подобное свершилось. Но вместо любопытства он чувствовал только отвращение и страх.
– Я не Алехо! – словно заклинание, повторял Фродо, почти бегом покидая хранилище государственных тайн. Не помня, как оказался на улице, он, натыкаясь на прохожих, двигался куда-то в направлении дома. Путь был далеко не прямым, словно ноги, помимо воли, несли по каким-то новым маршрутам. Оказавшись перед оградой показавшегося знакомым особняка, он остановился и долго всматривался в торчавшую из-за деревьев крышу. Герб на воротах состоял из двух больших "К" оплетенных похожими на листья винограда завитками. Прикоснувшись к ним, Фродо ощутил тепло нагретого солнцем металла, но завидев привратника, быстро пошел прочь. Над университетской площадью возвышались готические шпили главной Альма Матер столицы. А в переулке неподалеку находилась таверна. Наверное, Алехо Каморо не раз захаживал сюда после занятий с дружками. И сейчас Фродо почувствовал, что и ему не помешало бы что-нибудь выпить и попытаться привести в порядок мысли.
В зале в этот час почти не было посетителей. Заказав графинчик фруктовой водки, Фродо одним глотком опустошил его наполовину. Закусив обжаренным в масле с чесноком хлебом, он откинулся на деревянную спинка стула и подождал, пока теплая волна снимет нервную лихорадку. Теперь можно было мысленно разложить по полкам, что уже знал, и попытаться додумать остальное.