В библиотеку вошел отец Калберт, энергичный молодой аббат семинарии, в сопровождении нескольких преподавателей и священников-гостей, и все четыре кандидата, поспешно поправляя облачения, обратили к ним свои взгляды. Денис и другие помощники отошли в сторону, и все низко поклонились, когда Калберт поднял руки, благословляя, и произнес положенное приветствие.
— Pax vobiscum, filii mei.
— Deo gratias, Reverendissimus Pater, — ответили они в унисон.
— Ах, какие прекрасные выйдут из вас священники, — сказал Калберт, улыбаясь и одобрительно разглядывая своих подопечных. Затем он обратился к семинаристам-помощникам. — Можете идти на свои места, а я скажу вашим братьям несколько слов напоследок.
Денис, потупив взор, как подобает, послушно вышел вслед за остальными, но, проходя мимо Джориана, послал ему мысленно слова прощания, словно бросил вызов — не Калберту, ибо тот был многомудрый и святой человек, а жестокому закону, который превратил этот день радости в день страха для его друга. Без физического контакта, помогающего ментальной связи, и без сосредоточенности на ней Джориана посыл этот отнял у него много энергии, но он не пожалел об этом, ибо успел ощутить слабый, но полный благодарности отклик друга, прежде чем за ним закрылась дверь.
Он едва сознавал происходящее, когда шел потом по монастырскому двору и занимал со своими однокашниками положенные места в процессии позади несущих крест и кадила, когда пел вместе со всеми вступительный гимн — сердце его возносилось в неустанной молитве, чтобы Джориан благополучно прошел посвящение и чтобы Господь не поразил никого из них за дерзость.
— Jubilate Deo, omnis terra, — пел он. — Servite Domino in laetitia. Introite in conspectu euis in exsultatione...
Воскликните Господу, вся земля. Служите Господу с веселием. Представайте пред лице Его с пением...
Церковь Заступника была переполнена, из-за приезда на посвящение архиепископа и родственников нынешних кандидатов из знатных семей — Джориан тоже был знатного рода, но из родни его почти никого не осталось в живых. Это было, кстати, еще одной из причин, по которой первым позволили рискнуть Джориану, ибо в случае разоблачения никакие церковные или мирские наказания не могли угрожать мертвым — даже мертвым Дерини. Денис Арилан, входя с процессией в битком набитую церковь, весь напрягся в ожидании приближавшегося испытания.
Алтарь сиял свечами. Сверкали, отражая свет, подсвечники и алтарная плита. Привычный запах воска и ладана успокоил немного душу Дениса, наполнил ее прежней радостью, и, благоговейно сложив на груди руки, он проследовал на свое место в правом крыле хоров, располагавшихся по обе стороны от алтаря.
— Bendicte, anima mea, Domino, — запел хор другой псалом. — Et omnia quae intra me sunt nomini sancto eius... Благослови, душа моя, Господа, и вся внутренность моя — святое имя Его...
Процессии архиепископа, казалось, не будет конца; ее состав не сулил ничего доброго Дерини, случись таковому быть уличенным сегодня в обмане. И одного архиепископа хватило бы — то был ярый ненавистник Дерини, Оливер де Нор, архиепископ Валорета и примас всего Гвиннеда, про которого говорили, что в бытие свое странствующим епископом он отправил на костер не одного Дерини, — но с ним было еще двое священников, также имевших репутацию злостных гонителей Дерини. Отец Горони, капеллан архиепископа, отыскавший и отправивший на казнь несколько магов. И священник по имени Дарби, постепенно приобретавший печальную известность и назначенный недавно пастырем расположенного по соседству прихода Святого Марка — по традиции этот пост был переходной ступенью для привилегированных сынов церкви к сану епископа. Все церковники Гвиннеда слышали об Александре Дарби, чей трактат о Дерини, который он написал, еще учась в семинарии Грекоты, стал рекомендованным чтением для всех стремящихся к духовному сану.
Но уже не время было размышлять об опасности, которую представляли собой посетители Arx Fidei. Время было думать о Джориане, который появился в конце процессии, ведомой аббатом Калбертом, среди остальных трех дьяконов со свечами в руках. Если молодой Дерини и питал какие-то страхи по поводу предстоящего, на серьезном лице его отражалась лишь сдержанная радость, ибо близился миг, к которому он готовил себя всю жизнь. И Денис снова начал молиться, так, словно никогда раньше не молился, прося пощадить Джориана; и некоторое время потом казалось ему, что молитва его услышана.
Молния не поразила Джориана де Курси, когда его вызвали и он ответил «Adsum» и, преклонив колени, передал с почтительным поклоном свою свечу архиепископу. И не прилип к небу его язык, когда он отвечал на ритуальные вопросы. И не пал он мертвым, когда архиепископ возложил руки на его голову, благословляя и посвящая в сан, и когда это сделали остальные священники, и когда ладоней его коснулось святое помазание.