— Я вижу, вам уже сообщили о вашей новой должности, Морган, — сказал он смешливо. — Вот, — он протянул шпоры, — это вам.
Морган опустился на одно колено, почтительно склонив золотоволосую голову.
— Мой принц, у меня нет слов.
— Пустое, Морган, — криво улыбнулся принц. — Главное, чтобы вы не лишались дара речи, когда мне будет нужен ваш совет, — и жестом велел ему подняться. — Возьмите же шпоры, и пусть мои постельничьи помогут вам завершить одевание, а я пока побеседую с духовником.
Он вышел вместе с Дунканом на балкон и прикрыл дверь. Сквозь балконное стекло им был виден раздосадованный Морган, за которого теперь принялись постельничьи.
Келсон улыбнулся.
— Как по-вашему, отец, он очень сердится?
— Сомневаюсь, мой принц. Он был слишком горд, когда вы вошли, чтобы долго сердиться.
Юный принц коротко улыбнулся и посмотрел на раскинувшийся внизу город.
— Отец, — спросил он тихо, — что делает человека королем?
— Вряд ли кто-нибудь ответит вам на этот вопрос, сын мой, — задумчиво сказал Дункан. — На самом деле короли, возможно, не так уж и отличаются от обыкновенных людей; разница лишь в том, что на них возложена более суровая ответственность.
Келсон некоторое время обдумывал его слова, потом опустился перед священником на колени.
— Благословите меня, святой отец, — сказал он, наклоняя голову. — Я совсем не чувствую себя королем.
Томас Грейсон, архиепископ Сорандорский, в ожидании часа коронации с благоговением и немалым опасением взирал на собравшуюся возле его дворца толпу. Невзирая на холод в это ноябрьское утро на улицы вышло столько народу, сколько не собиралось даже в день коронации Бриона пятнадцать лет назад. Но люди не ликовали, как полагалось бы в такой день, они стояли тихо, и на лицах их читалось только напряженное и испуганное ожидание.
«Они знают, с кем должен встретиться их король, — думал он угрюмо, — и боятся за него, как и я. И неужели мы будем вот так стоять молча и смотреть, как он погибает, и никто не придет ему на помощь? Вдруг Морган и Дункан все-таки придумали что-то, нашли какой-то неожиданный выход? Можно ли на это надеяться?»
Он вздохнул смиренно и отошел от окна, чтобы приготовиться к облачению. Придет Дункан, соберется свита, и они отправятся к дверям собора — ждать прибытия своего нового короля, дабы ввести его в храм и представить подданным.
Взяв в руки брошь со Львом, Келсон рассеянно провел по ней пальцем, затем, спохватившись, приколол к тунике.
— Кареты готовы, мой принц, — сказал Морган, заглянув в дверь. — Выходим?
— Да, — ответил Келсон, напоследок окидывая взглядом свои покои.
— Покои ваши никуда не денутся и после коронации, мой принц.
— Разумеется, — хмуро ответил Келсон, — но я-то думал о том, окажусь ли я здесь еще раз или нет.
Морган быстро вошел в комнату и взял Келсона за руку.
— Не желаю и слушать таких разговоров, — он вывел принца в коридор, где ожидала почетная стража. — Через три часа вы станете законным королем Сорандора, и никто не может вам в этом помешать, даже наша голубая подружка.
Они спустились по лестнице во двор, где собралась процессия, и Келсон мрачно улыбнулся.
— Постараюсь помнить об этом, — сказал он, — хотя, боюсь, у нашей голубой подружки на сей счет несколько иные планы.
Чтобы посмотреть на выезд своего молодого господина, во двор вышли все королевские домочадцы, и, когда принц со своим телохранителем шел к экипажу королевы, народ расступался перед ними.
В больших зеленых глазах Сэниль при виде преобразившегося сына явственно отразилось удивление, и на приветствие Келсона, поцеловавшего ей руку, она ответила нерешительной улыбкой.
— Келсон, сын мой, — пробормотала она, когда он помог ей забраться в экипаж, — ты стал мужчиной. Я не думала...
Морган, стоя в стороне, эту перемену в королеве отметил с удовлетворением. И с одобрением отнесся также к тому, что по случаю коронации сына она отказалась от траура, хотя утрата ее была еще так свежа. Она надела темно-зеленое бархатное платье, чудесно оттенявшее белизну ее кожи и рыжие волосы, — Брион любил, когда она носила этот цвет, — и о трауре напоминало лишь черное кружево на ее изумрудной диадеме.
Глядя сейчас на сына, она вся светилась, как в былые времена, до смерти мужа. И, когда Келсон отправился наконец к своей карете, ее взгляд вослед ему, все ее существо, казалось, так и лучились любовью и гордостью.
Юный король поднялся в экипаж, обменялся с Морганом победными взглядами, и Морган подал знак распорядителю начинать выезд. Затем молодой генерал, гарцуя на своем черном жеребце рядом с королевской каретой, отсалютовал монарху, и процессия медленно тронулась к Сорандорскому собору.