– Дрезден, со времени твоей… твоего исчезновения я разобралась с двумя типами, которых даже Карлос назвал почти созревшими для вмешательства в их деятельность Совета чернокнижников. И с несколькими обладателями магических способностей пожиже. Фоморы используют их как младших офицеров. Я знаю, что делаю.
– Ты убила их, – тихо произнес я. – Ты это имеешь в виду?
Она отвела взгляд.
– Когда имеешь дело с кем-то настолько сильным, – сказала она, помолчав немного, – тебе не остается выбора. Попробуй захватить их живьем – и у них будет достаточно времени, чтобы убить тебя.
Я поморщился от сочувствия к ней. Пусть она больше не работала в полиции, но сердце ее оставалось там же – там, где закон. Она верила в него, искренне верила в то, что закон призван служить людям Чикаго и защищать их. Когда она была копом, в ее обязанности всегда входило следить за тем, чтобы законы служили этой цели, и прилагала к этому все свои усилия.
Ей нравилось служить своему городу в условиях верховенства закона, а это означало, что свою работу должны исполнить судьи и присяжные, прежде чем за дело может взяться палач. Если Мёрфи отошла от этой веры, какой бы необходимой и практичной та ни казалась ей раньше, сколько бы жизней она ни помогла спасти…
Баттерс говорил, что она испытывает стресс. Теперь я понимал природу этого стресса: чувство вины. Он беспрестанно терзал ее, ранил по живому.
– Они все убийцы, – продолжала Мёрфи, хотя не думаю, что она обращалась ко мне. – Убийцы и похитители людей. И закон на них не распространяется. Кто-то должен что-то делать.
– Да, – кивнул я. – Кто-то всегда делает.
– Суть в том, что единственный способ справиться с такими проблемами – это ударить по ним всеми наличными силами, и ударить немедленно. Пока эти наводящие заклятия уроды не успели укорениться и искалечить людские умы так, чтобы те их защищали, или напасть на тебя или на дорогих тебе людей. – Она посмотрела на меня в упор. – Мне нужен адрес.
– Не нужен, – возразил я. – Я сам приведу к тебе этих детей. Стоит отнять их у Аристида, и он останется беспомощным, уязвимым. Тогда ты сможешь помочь Фитцу и его команде.
– Фитц и его команда, – ровным голосом произнесла Мёрфи, – убийцы.
– Но…
– Нет, Гарри. И не вешай мне на уши лапшу насчет того, что они не нарочно. Они открыли огонь из огнестрельного оружия в жилом квартале. В глазах правосудия, да и по самой элементарной логике попытки выставить это несчастным случаем по меньшей мере неубедительны. Они знали, что может случиться. Их побуждения при этом роли не играют.
– Я понимаю, – вздохнул я. – Но эти дети не испорченные. Просто напуганные. Страх заставил их сделать неправильный выбор.
– Твое описание подходит к большинству членов чикагских уличных банд, Гарри. Они вступают в банды не потому, что они испорченные дети. Они делают это потому, что боятся. Им хочется принадлежать к чему-то. Хочется защиты. – Она тряхнула головой. – То, что они все поначалу были хорошими детьми, ничего не значит. Жизнь меняет их. Они становятся совсем другими.
– Что ты намерена делать?
– Привести отряд в их убежище. Разобраться с заклинателем. Мы приложим все усилия, чтобы остальные не пострадали.
– Ты собираешься открыть огонь из огнестрельного оружия у них в доме. Может, ты и не хочешь, чтобы дети пострадали, но ты знаешь, что такое возможно. Если все закончится их телами на полу, твои благие намерения не будут играть никакой роли. Ты это мне хочешь сказать?
Глаза ее вдруг вспыхнули гневом.
– Тебя здесь не было последние полгода. Ты не знаешь, на что это все похоже. Ты…
Она крепко сжала губы. А потом посмотрела на меня в упор. В ожидании.
– Нет, – сказал я очень тихо.
Она несколько раз покачала головой:
– Настоящий Дрезден не колебался бы.
– У настоящего Дрездена не было бы шанса увидеть их. Поговорить с ними. Он просто ринулся бы в бой очертя голову.
Она резко захлопнула блокнот и встала:
– В таком случае повестка дня исчерпана. Обсуждать больше нечего.
И вышла, не говоря больше ни слова, ровным, решительным шагом.
Баттерс встал и взял со стола Боба маленький транзистор:
– Я, эм… я обычно иду с ней, когда она что-то затевает. Чтобы доработать детали. Извините.
– Конечно, – тихо сказал я. – Спасибо за помощь, Баттерс.
– Всегда пожалуйста, – кивнул он.
– И тебе тоже, Боб.
– De nada, – отозвался череп.
Баттерс поспешил к двери.
Я остался один.
Несколько минут я стоял, ничего не делая. Даже не дышал.
Не делать ничего трудно. Стоит вам остаться без дел, и ваша голова начинает все обдумывать. В ней всплывают темные, безрадостные мысли. Вы начинаете думать о смысле вашей жизни. А если вы призрак, то начинаете думать о смысле вашей смерти.