— Еще жертвы? — поинтересовался отец Радомир. — Может хватит уже?
— Поверь, приор, — лич задумчиво оглядел печать, ища изъяны. — Эти жертвы тебе понравятся.
Священник неопределенно хмыкнул и решил подождать. Михей не стал влезать в разговор, да что уж там, откровенно побаивался высшего. Из темноты в круг света, обеспечиваемый горящими эльфами, вошли оба потрошителя, таща на себе по тюку. Когда они свалили свою ношу возле людей, Михей с удивлением узнал в них Каина и Азираеля, обмотанных черными щупальцами. Оба были живы. Нежить вздернула кули вертикально.
— Слушаем волю Тихой Госпожи, — произнес лич. — Каин тер Салазар. За свое участие в делах, преследующих целью множественные смерти среди своих сородичей, за практику запрещенной некромантии приговаривается к ритуальному умершвлению и заключению в теневой крепости до тех пор, пока не искупит свою вину подходящим образом.
Священник удовлетворенно крякнул.
— Я так думаю, что перерождения тебе не видать, — усмехнулся жнец. — Но Госпожа иногда может и смилостивиться. Раз так в тысячу лет.
Кокон с графом обреченно заскулил.
— Теперь ты, — горящий взгляд лича уперся в лицо князя. — Тогда, на Поле Крови я отпустил тебя. Но ума, похоже, у тебя так и не добавилось. Госпожа решила, что судьба твоего брата, которой он избежал, будет для тебя наказанием.
— А что там прочила Госпожа его брату? — поинтересовался Михей.
— Превращение в вампира, — кокон с эльфом забился в руках потрошителей. — А потом отправим его в родные леса.
— Ого! Так они пока поймут, пока поймают, он там натворит дел, — потер ладони отец Радомир.
— Ну так на то и расчет, — согласно ответил Курт. — Я, наверное начну. А вот вам не стоит на такое смотреть. Тебе, Михей, пора спать. А заодно пошарь в тех кустах, найдешь одну рыжую наглую лисицу.
Михей хохотнул и, выудив из кустов упирающуюся девчонку, медленно пошел на вершину холма.
— Мне, я так полагаю, тоже задание есть? — поинтересовался священник.
— Просьба, — поправил его лич. — Подготовь, пожалуйста, большой ритуал изгнания.
— Будет сложно, но я сделаю, — священник развернулся и пошел следом за войтом.
Курт повернулся к пленникам.
— Ну что же, мои поросятки, теперь разберемся с вами, — Курт махнул посохом, и лича с пленниками накрыло звуконепроницаемым куполом.
Что там делал Курт с пленниками, Михей смотреть не стал. Умотался настолько, что подгребя под бок квелую внучку, провалился в сон. Рано утром их разбудил Слав. Умывшись в бьющем недалече роднике, Михей и Мила отправились к товарищам, которые собрались на вершине холма возле жертвенной печати. На месте печати теперь располагалась другая. Большая, красивая, она светилась теплым солнечным светом. Посередине этой конструкции сидел на коленях Курт. Остальные стояли, не пересекая границу. Похоже войт с внучкой припозднились и все ждали только их.
— О, а вот и наш доблестный войт, — без тени насмешки произнес Курт. — И его отважная внучка.
— Что происходит? — поинтересовался Михей.
Внучка была подозрительно молчалива.
— Тихая Госпожа всегда награждает тех, кто ей служит, — Курт метнул Михею какой-то предмет.
Это оказалось зелье в красивой узорчатой стеклянной бутылке.
— Пей.
Что-то было такое в голосе жнеца, что войт не задумываясь открыл бутылку и в пару глотков осушил бутылку. Терпкий приятный вкус зелья сочетался с мягким фруктовым ароматом. Зелье ухнуло в желудок и оттуда разлилось теплом по всему телу. Михей зажмурился от удовольствия.
— Это была первая плата Каину от древолюбов, — ответил на вопросительный взгляд Курт. — Вечную жизнь он тебе не даст, а вот вторую — запросто, да. Мила теперь будет жить очень долго, будет кому за ней приглядеть.
— Что там с Милой? — отвлекся от ощущений войт, уловив имя обожаемой внучки.
— Как видишь, остролист не пропал. Недели через две в Драконий Клык прибудет Цветана Пламенная. Обговоришь с ней поступление Милы в ИАМИ[46], - и, глядя на поперхнувшегося слюной войта, добавил. — Она станет жницей, такова воля Тихой Госпожи. А посох ей в наследство.
Курт повернулся к Славу и кивнул.
— Пора. Прощайте. Я рад тому, что имел возможность познакомиться с вами.
Мила всхлипнула и горько, но тихо заплакала, уткнувшись носом в штанину Михея. Командир Стражей подошел к Курту и обнажил меч. Отец Радомир приложил руки к печати, и та засияла еще сильнее. Лич склонил голову. Слав замахнулся и с силой опустил клинок на подставленную шею. Как только голова лича отделилась от тела, все, что было недавно Куртом, опуталось плетьми света, выстрелившими из печати, и осыпалось прахом. Печать вспыхнула и исчезла.