«Не выставляя теперь на передний план борьбу против оккупации,— говорилось в директивах Секретариата ИККИ от 26 июня,— компартия должна готовить массы к борьбе за национальное освобождение»[66].
Противоречивость этого совета вполне очевидна, а вызвана она тем, что руководство ИККИ оказалось скованно установками Сталина.
29 мая Секретариат ИККИ утвердил составленную руководителями КПГ Декларацию. В ней говорилось, что война вступила в новый этап и распространилась на новые страны, что германский империализм домогается господства над европейскими народами и колониями, и выражалось сочувствие «жертвам насилия и империалистической войны в Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии и Люксембурге, порабощённым чешскому, польскому и австрийскому народам»[67]. Подчёркивалось, что германские коммунисты борются против империалистической цели войны, против «собственных» капиталистов и эксплуататоров. Выдвигался лозунг мира без территориальных захватов и контрибуций, без порабощения одних народов другими. Остриё критики направлялось против капиталистов и помещиков. Отмечалось, что правящий в стране режим — это режим, «который держит за тюремными решётками много тысяч лучших борцов за мир, свободу и хлеб»[68]. Но документ ограничился общей констатацией, что германский рабочий класс и рабочие всех других стран одинаково заинтересованы в том, чтобы возможно быстрее покончить с бойней народов и расправиться с виновниками войны.
Гитлеровцы отнюдь не считали, что коммунисты и Коминтерн отказались от борьбы с нацизмом, но понимали, что он был вынужден её вести в иной форме. В обзоре гестапо от 20 июня, посвящённом Коминтерну, констатировалось:
«Русское правительство занимает в отношении Германии благосклонную позицию и неоднократно показывало, что предпринятые Германией в войне меры — занятие Норвегии, Дании и вступление в Голландию и Бельгию — считает абсолютно необходимым и достойным. И Коминтерн также избегает любых открытых нападок на Германию. В своей печати Коминтерн приспосабливается к теперешней внешней политике Советского Союза и признаёт справедливым ведение войны Германией. Эта нынешняя позиция Коминтерна всего лишь декларация, его противостояние рейху осталось прежним, он только изменил свой метод работы. В своих органах он открыто не призывает своих сторонников к борьбе против национал-социализма, но ведёт её главным образом в замаскированной форме»[69].
Из-за эскалации гитлеровской агрессии, в ходе которой всё больше народов и стран становилось её жертвами, настоятельной была постановка вопроса о развёртывании борьбы за восстановление утраченной национальной независимости, в защиту интересов народов. Приехавший в конце мая 1940 г. в Москву секретарь ЦК ФКП А. Раметт на встрече с Димитровым высказался за пересмотр существовавших установок и выработку новых[70]. Торез, Марта, А. Раметт и Р. Гюйо подготовили проект декларации ФКП, в нём выдвигался ряд мер, которые могли бы, по мнению авторов, «облегчить страдания нашего народа и его борьбу за существование как нации»[71]. Димитров и Мануильский 10 июня 1940 г. обратились к Сталину с просьбой дать совет и указание по поводу подготовленной руководителями ФКП декларации партии. В частности, обращалось внимание на необходимость «создать более благоприятные условия французскому народу в борьбе за его существование, против внутренних и иностранных империалистических сил»[72]. Ставился также вопрос «о линии поведения германских коммунистов в отношении завоевательной политики германских правящих классов»[73]. Упомянув о Декларации КПГ, руководители ИККИ писали:
«Нам кажется, что позиция как французских, так и немецких коммунистов не является ошибочной. Но нынешняя международная обстановка настолько сложна и момент настолько ответственен, что каждая наша политическая ошибка может отрицательно отразиться на интересах СССР. Очень просим Вас, товарищ Сталин, дать нам Ваш совет и указание»[74].
На следующий день Димитров переслал проект декларации ФКП и Декларацию КПГ Жданову с просьбой высказаться об этих документах и посодействовать, чтобы возможно скорее были бы получены советы и указания Сталина.
69
Bundesarchiv Koblenz. R. 58 732, 1.7. Документ любезно предоставлен автору профессором Рихардом Назаревичем.